Рак   ::   Вотрин Валерий

Он с его трезвым (даже чересчур) взглядом на вещи и едучим чувством юмора разбирался с такими случаями порой настолько быстро, что господин Ректор даже глазом не успевал моргнуть, а Рихтер уже стоял, ухмыляющийся, самодовольный, на пороге его кабинета с пухлой папкой отчета в руках.

Вот и недавно Рихтера сорвал с любимого места грозный приказ Ректора явиться пред его очи. Что Рихтер и сделал.

Рэнквист был недоволен. Он постучал пальцами по столу и воззрился на Рихтера.

- Понимаю, мастер Рэнквист, - произнес тот. Он никогда не называл Агриппу Рэнквиста "господин Ректор", как все прочие.

- Приходиться вновь обращаться к тебе, Рихтер, - сказал Ректор, очень толстый седой человек с толстой шеей, толстым носом и толстыми, вывернутыми губами. Он называл Рихтера просто по фамилии и на "ты", безнадежно понимая, что этим все равно не пробьешь могучий панцирь Рихтера.

- У-у, - протянул Рихтер, разваливаясь на удобном диване. - Э-э, вторично протянул он, разглядывая лепной потолок. - Хм-м...

Рэнквист не дал завершитьсся третьей стадии эволюции рихтеровских раздумий.

- На этот раз Шоттен, - сказал он.

Рихтер скривился. Всю его насмешливую невозмутимость как ветром сдуло.

- Что там опять? - спросил он.

- Все то же, - сказал Ректор. - Рак.

- У-у, - протянул Рихтер. - Э-э, - уставился он в потолок. - Хм-м...

- То, что там Норьега, дела не меняет, если ты это хочешь сказать, - вновь безжалостно прервал его Рэнквист.

- Именно это я и хотел сказать, - согласился Рихтер. - Мне разобраться?

Это были магические слова, утвердительный ответ на которые гарантировал хороший заработок по окончании разбирательств.

- Да, - после некоторой заминки произнес Ректор.

Рихтер поднялся, очень довольный.

- Ты бы хоть шляпу снимал, что ли, - не преминул уколоть его Рэнквист напоследок.

- А она не снимается, - сказал Рихтер, уже выходя.

Рэнквист после его ухода некоторое время смотрел в пустоту, потом негромко выругался.

И вот теперь Рихтер стоял под пронизывающим, хлещущим песком ветром Шоттена, смотрел на город, который захватила непонятная эпидемия, и слушал чьи-то непрекращающиеся вопли.

- Хороший город, - громко сказал Рихтер. Никто его, конечно, не услышал. Рихтер нырнул в извилистые глубины ближайшей улочки.

Немного пройдя по ней меж угрюмых домов, чувствуя себя сдавленным их изборожденными песчаным ветром боками, Рихтер вдруг оказался перед небольшой таверной со свежевыкрашенной вывеской. На ней была изображена ухмыляющаяся Смерть на белом коне с тщательно выписанной острой косой в костлявой руке. Сзади неясно вырисовывалось видение ада. Рихтер посчитал, что такая вывеска отнюдь не делает таверне рекламы, и, чуть поколебавшись, вошел. Все это время ему не встретилось ни души.

Помещение оказалось еще меньше, чем он предполагал, и было скудно освещено масляными плошками. Стены украшали апокалиптические картины шествия Смерти: там она заполняет громадный ров скрюченными трупами, там широко косит, улыбаясь беззубо, людскую жатву войны. Рихтер посмотрел на следующую картину и невольно вздрогнул: Великая лондонская чума была на ней.

Оторвавшись от созерцания внутренностей таверны, он подошел к стойке. За ней никого не было, только ряды стеклянных бутылей мерцали в неверном свете. Рихтер уже собрался было уйти, как вдруг откуда-то сбоку вынырнул хозяин таверны, лысый, с изможденным худым лицом и острым черепом. Он в молчании остановился перед Рихтером.

- Пива, - сказал Рихтер. - Если есть.

- Есть. - Голос трактирщика был глух, будто шел со дна бочки. Он брякнул о стойку перед Рихтером пузатую баклагу с шапкой пены.

Позади Рихтера раздались шаги, и рядом с ним на стойку облокотилась женщина. Он даже не взглянул на нее, занявшись своим пивом: его давно мучила жажда. Мелодичный, с легкой хрипотцой голос произнес:

- Мало кто заходит в трактир "Конь бледный".

Он взглянул на нее.