Ракурсы   ::   Иртенина Наталья

---------------------------------------------

Иртенина Наталья

Ракурсы



Иртенина Наталья

Ракурсы

Все события, описанные здесь,

не являются плодом

галлюцинаций автора.

Здравствуйте.

Позвольте мне не представляться, поскольку имя мое вам ничего не скажет.

Вероятно, немного больше, чем ничего, вам объяснит место моего пребывания в настоящий момент. Извольте, я сообщу вам его. Сейчас я сижу на облаке, свесив ножки вниз, как поется в песне, и намереваюсь сидеть здесь еще долго.

Думаю, вы нисколько не удивлены этим, да я и не стремлюсь вас удивлять. Просто мне тут немного одиноко и не с кем поболтать за чашечкой вечернего растворимого нектара. Сейчас, например, все вокруг здесь залито малиновым светом вечного заката, за которым по пятам стелется столь же вечный восход, обильно расплескивающий оранжево-лазоревые краски. Красотища, но...

Иногда, знаете, нападает охота повспоминать, поразмышлять, прикинуть так и эдак - что было бы, если бы... и проверить все это на прочность в зеркале другой души.

Вот я и подумал - может быть, вы согласитесь какое-то время, совсем немножко, побыть этой другой душой? Обещаю, что не задержу вас надолго и постараюсь не утомить длинными экскурсами - моей земной жизни всего-то было 16 лет.

Итак, вы не против?

И, умоляю, не думайте, что я навязываюсь вам. Просто мне кажется, что это может как-нибудь пригодиться вам - простите мне это небольшое нахальство, проистекающее, безусловно, из моей одинокости в мире вечности.

1.

Полагаю, вся моя странная и калечная (теперь-то я в этом уверен) жизнь строилась по какому-то изнаночному принципу. Иначе как объяснить то, что я умер в утробе матери и родился лишь 16 лет спустя после того, как меня выволокли ногами вперед из ее живота?

Беременность моей родительницы протекала хорошо. Настолько хорошо, что когда мне пришел срок вылезать на свет божий, я всеми своими девятимесячными силами начал сопротивляться, не желая покидать столь удобную нору ради совершеннейшей неизвестности. Впрочем, нора тогда уже перестала быть удобной и принялась пинать меня, сжимать, словно клещами, и толкать в закрытые двери. Это длилось бесконечно долго. Я был упрям, но нора еще упрямее. Я упирался, как мог, а нора в наказание причиняла мне адскую боль. Вот тогда-то я и умер. Точнее, не я, а оно, поскольку тогда еще не было ничего, что можно было бы назвать мной. Существовали лишь "оно-я" и "оно-не я", и между ними шла борьба не на жизнь, а на смерть, закончившаяся полным разгромом оно-меня.

И если я после того, как меня вытянули с большими трудами из норы, все-таки заорал, получив хлопок по заду, то ничем кроме ошибки считать это нельзя. Доказательством чего и стали все 16 лет моего земного бытия.

Безобразно раскурочив свою мать, я остался жить - украв жизнь у нее. Уж лучше бы они спасли ее, а не меня...

"Я" вместо оно появилось года четыре спустя. Вероятно, в силу того, что я вошел в этот мир не той стороной, какой полагается - ногами, а не головой, - воспринимать его осознанно я тоже начал наоборот. В первом моем воспоминании о себе я вишу вниз головой на низком турнике, зажав перекладину под коленками, "без рук", и внимательно изучаю жизнь антиподов - всех тех, кто ходит и бегает по земле, как по потолку. Почти всем занятиям на детской площадке я предпочитал это глубокомысленное висение кверху ногами, и, наверное, именно поэтому я рос избыточно умным ребенком, интересующимся более отвлеченными аспектами жизни, нежели конкретикой счастливого детства, - интенсивный приток крови к клеткам мозга питал их, полагаю, в большей, чем нужно для обычного чада, степени.

Впрочем, может быть, я заблуждаюсь, и "перевернутое" детство к моему горю от ума не имеет никакого касательства.