Рассказ о простой вещи   ::   Лавренев Борис

- Тогда возьмите пока белье Петра Николаевича!

- Не беспокойтесь, Анна Андреевна! Белье Леона у меня! - сказала француженка и покраснела мило и нежно.

- Merci, madame!

Леон Кутюрье еще раз поцеловал руку хозяйки и вышел за женой.

Войдя в комнату, наполовину загороженную роялем, француз быстро подошел к окну и посмотрел вниз, где смутно чернели плиты двора.

Круто обернулся...

... и спросил вполголоса.

- Товарищ Бэла!.. Вы хорошо знаете всю квартиру. Куда выходит черный ход?

- Во двор у дровяного сарая. Налево ворота. На ночь запираются. Стена в соседний двор - полторы сажени, но у сарая лежит легкая лестница.

- Вы молодец, Бэла!

Она тихо и певуче засмеялась.

- Знаете... это чорт знает что! Если бы я не знала, что вы придете в половине девятого, я ни за что не узнала бы вас. Феерическое преображение!

- Тсс... тише!.. У стен могут быть уши! Не будем говорить по-русски. Такой разговор между супругами французами может показаться странным.

Она открыла крышку рояли и взяла густой аккорд. Спросила по-французски:

- Откуда у вас, товарищ Орлов, такой комический талант?.. Ни за что бы не поверила!..

- Не даром я шесть лет промотался в эмиграции в Париже...

- Да я не о языке!.. А вот об этой имитации акцента! Это же очень трудно!

- Пустяки, Бэла!.. Немножко силы воли, выдержки и уменья держать себя в руках.

Он сел за стол и отстегнул манжету.

- Вы можете дать мне бумагу и ручку?

Взял бумагу, разогнул манжету, положил перед собой и старательно, вглядываясь в чуть заметные карандашные пометки, зачертил пером, и первая же строчка легла ясная и четкая:

"Корпус Май-Маевского. Александрийский гусарский полк. Приблизительно 600 сабель".

Кончив писать, тщательно вытер манжету резинкой и протянул листки женщине.

- Бэла!... Завтра отнесете Семенухину. Он перешлет в военный отдел пятерки. Ну, довольно! Где я буду спать?

Бэла показала на открытую дверь спальни, где белела свежими простынями двуспальная старинная кровать корельской березы.

- Хорошая кровать!... И комната!... А вы где спите?

- Здесь же!

Орлов сдвинул брови:

- Что за чепуха?... Неужели вы не могли подумать об этом раньше? Попросите у хозяев какую-нибудь кушетку для меня.

Бэла вспыхнула и посмотрела ему в глаза.

- Орлов! Я не считала вас способным на мещанство. Если вы считаете опасным говорить по-русски, то уж совсем не по-французски, чтобы приехавший после разлуки муж требовал отдельную кровать. Нелепо и подозрительно! У нас два одеяла, и будет очень удобно. Надеюсь, вы достаточно владеете собой?

Он резко махнул рукой:

- Я не потому!.. Просто боюсь стеснить вас! Я сплю очень беспокойно!

- Вздор!... Выйдите, пока я лягу!

Выйдя, Орлов со злобой перелистал фотографии семейного альбома. Легкомысленное и глуповатое выражение давно сошло с напряженного железно-очертившегося и побледневшего лица. Углы рта опустились злой и старящей складкой.

В спальне щелкнул выключатель, хлынула мгла, и певучий голос Бэлы сказал:

- Leon! Je vous attends! Venez dormir!

Орлов вошел в темную спальню, ощупью нашел край кровати, сел на него и быстро разделся.

Скользнул под шуршащее шелком одеяло, сладко вытянулся и усмехнулся.

- Веселенькая история!.. Спокойной ночи, Марго!

- Спокойной ночи, Леон!

Повернулся к стене, перед глазами покатились, как всегда в полудремоте, красные, зеленые и лиловые спирали, и, глубоко вздохнув несколько раз, Орлов уснул.

Пустой случай.

Супруги Кутюрье жили мирно и счастливо. На третье утро после приезда мужа, в воскресенье, Бэла сидела на краю кровати, в утреннем халатике, пила ячменный кофе из большой детской чашки и по-ребячьи, захватывая сразу губами и зубами, грызла желтые пышные бублики.

Орлов медленно открыл глаза и повернулся.

- Доброго утра, Леон! Как спали?

- О, чудесно, - ответил Орлов, облокотившись на подушку.