Место смерти изменить нельзя   ::   Гармаш-Роффе Татьяна

В глубокой черной тени надвинувшейся ночи нельзя было ничего разглядеть, но Максим подумал: Пьер.

Ему вдруг стало смешно. Пьер здесь, под окнами, он был почти уверен в этом. Следит за своей женой. Ревнует. Не доверяет. В то время как она поет ему дифирамбы… Максим улыбнулся. Вот оно, слабое звено в их союзе: ревность. Она оскорбительна. И она рано или поздно разрушает отношения. И тогда… Может быть… В конечном счете вся эта сцена из «Онегина», все это «но я другому отдана и буду век ему верна» – всего лишь еще одна роль…

– Еще не все потеряно, – сказал он неожиданно легко, почти игриво, вглядываясь в черную тень, пытаясь уловить в ней очертания высокой худой фигуры Сониного мужа. – Я исправлюсь!

Он повернулся к Соне с улыбкой.

Его улыбка осталась без ответа. Соня молчаливо, почти сурово встретила его взгляд и встала с кресла.

«Роль», – заверил себя Максим, не сумев сразу согнать с лица улыбку, которая сделалась вдруг фальшивой. Соня медленно обошла столик и приблизилась к Максиму. «Впрочем, я, кажется, тоже играю здесь роль. Клоуна».

– Папа хотел взять для меня эти бриллианты оттого, что он боялся за меня… Что у меня нет ничего своего… И в случае, если я уйду от Пьера…

Она раскрыла ладонь И протянула ему камни.

– Забери их. Они мне не понадобятся. Я никогда не уйду от Пьера.

Не дожидаясь ответного жеста, Соня быстро положила камни на стол, резко повернулась и пошла к выходу.

– До завтра, – сказал, глядя на ее стриженую шейку, Максим.

Соня остановилась, обернулась, посмотрела на него погасшим, усталым взглядом и молча кивнула ему. Понятно, завтра похороны.

Но Максим не об этом… Она снова двинулась к двери.

– До послезавтра! До через два месяца! – догнали Соню его слова.

Застыла в дверях. Не оборачиваясь, лишь чуть наклоня голову в его сторону, спросила тихо:

– Ты собираешься приехать сюда через два месяца?

– Да. Мы с Вадимом должны закончить работу. Ее глаза встретились с его глазами, на одно только мгновение, и она снова отвела их. Но – Максим успел заметить – в них мелькнула радость. И еще – ужас. Дивный, трепетный ужас.

– И… надолго? – снова подняла она глаза на Максима.

– Пока рассчитываю на месяц…

Еще больше радости, еще больше ужаса.

– И потом я снова приеду: мы начнем с ним работать над фильмом…

Соня повернулась и выскочила из двери почти бегом.

– …В этот раз уже надолго, – Максим неторопливо следовал за ней в прихожую, добивая, – на несколько месяцев!

На лестничной площадке уже шумели открывающиеся двери лифта. Максим появился на пороге дядиной квартиры и крикнул Соне, ступившей в лифт:

– Так что до всех следующих встреч!

Двери лифта медленно поглотили хрупкую фигурку в черном шелке, и он остался один, оплавленный темным таинственным взглядом медовых глаз.