Реквием по мечте (Хо)   ::   Олди Генри Лайон

Аннотация: Рассказ входит в роман «Войти в образ» из цикла «Бездна голодных глаз». Повествует одновременно о тщете человеческих желаний и об очень осторожном к ним (желаниям) отношении. Ведь некоторые желания исполняются.

© cherepaha (fantlab.ru)

---------------------------------------------

Генри Лайон Олди

РЕКВИЕМ ПО МЕЧТЕ

— Сварен рис у меня, сдоено молоко,

В поймах на сочных лугах стада пасутся

Мои сыновья со мной, они здоровы,

Если хочешь дождь послать, пошли,

о небо!

— Плот надежный я себе сколотил,

Переплыв поток, вышел на тот берег;

Больше этот плот не надобен мне

Если хочешь дождь послать, пошли,

о небо!



Это был совершенно неправильный японец. Правильные японцы должны заниматься чайной церемонией и каратэ. Так говорил мой отец, еще до ухода в Сальферну, а мой отец знал обо всем на свете. Задолго до моего рождения он три года жил на Континенте, и там видел настоящую чайную церемонию, когда девушки в шуршащих кимоно с драконами разносят зрителям пахнущий соломой чай, а здоровенные дядьки, голые по пояс, лупят друг друга ногами по голове. У отца даже сохранился рекламный проспект с глянцевой Фудзиямой, где говорилось о духе Ямато и «Бусидо-шоу», которое и видел мой отец вместе с двумя тысячами посетителей Эдо-тауна.

А Хосита был совсем неправильный японец. Всякий раз, когда он принимался заваривать чай, я подглядывал за ним в надежде увидеть нечто потрясающее, но минут через двадцать мне до чертиков надоедал его неподвижный взгляд, уставленный в коричневую пористую чашку, да и места он выбирал совершенно идиотские — то у крикливого водопада Намба-оу, то в невообразимой каменной осыпи Белых скал, то еще где-нибудь, где не то что чай — джин пить противно.

А еще он мог часами ходить по двору нашей фермы за индийским петухом Брамапутрой, купленным по дешевке моим старшим братом, также до его ухода в Сальферну. Хосита перепрыгивал с ноги на ногу, подолгу застывал, задрав острое колено к подбородку, и иногда негромко кукарекал, похлопывая ладонями по тощим ляжкам. А когда Брамапутра сцепился с бойцовым соседским Джонни и, окровавленный, но гордый, погнал растерзанного кохинхина через весь двор — нашего японца три дня нельзя было вытащить из курятника. Он даже спал там, непрерывно смазывая Брамапутру вонючими мазями, принося ему родниковую воду и угрожающе горбясь при виде побитого Джонни, уныло выглядывающего из-за изгороди. Клянусь вам, он даже землю начинал рыть босой ногой, а волосы на круглой голове Хоситы топорщились гребнем, разве что черным и лоснящимся. Смех да и только — но я быстро отвадил соседскую мелюзгу, насмехавшуюся над беззащитным японцем.

А теперь, когда я остался один и лишь благодаря Хосите мог тянуть на себе всю наследственную ферму…

— Чего ты хочешь от жизни, Хо? — спрашивал я изредка.

— Ничего, хозяин.

— Совсем?..

Он улыбался. Он был совсем неправильный.

Або из зарослей тоже сторонились японца. Они выменивали на окрестных фермах ткани и железо, принося с собой все, что когда-либо росло или бегало в путанице их бурых стволов и лиан. Приход або означал большую пьянку, бешеный торг на ломаном сленге приграничья и мелкое воровство с обеих сторон. В результате дикое зверье приобщалось к цивилизации посредством купленных ножей, а меню местных дебоширов обогащалось вяленым филе удава, хорошо идущим под мутное бататовое пойло.

Иногда кто-нибудь из або уходил в Сальферну, так и не выплатив менового кредита, но мы обычно отказывались от настойчивых предложений шамана вернуть долг.