Риф яркости   ::   Брин Дэвид

Знакомые очертания, и слишком похожие на его собственные. Незнакомец, но у них общее наследие, начало обоих восходит к соленому морю во многих тысячелетиях и галактиках от этой комической отмели.

Меньше всего хотел он увидеть такую фигуру в этом жалком месте, так далеко от дома.

И когда бронированный пятиног поднял оканчивающуюся клешней руку, указал в его направлении и крикнул, его заполнили покорность и смирение. Остальные устремились вперед, глядя на него, а он смотрел на них – и было на что посмотреть: все эти лица и формы, удивленно бормочущие, обращаясь друг к другу, пораженные его появлением, а потом старающиеся грести согласованно, быстрее, направляясь к нему с явным намерением спасти.

Он приветственно поднял руки. И тут, словно по приказу, колени подогнулись, и теплая мутная вода поглотила его.

В эти последние секунды, отказавшись от борьбы за жизнь, он все равно ощущал иронию без слов. Он пришел издалека и слишком многое испытал. Совсем недавно казалось, что его судьбой, его назначением будет огонь.

Почему-то ему казалось, что утонуть – более приличествующий уход.



I. КНИГА МОРЯ

Вы, избравшие такой образ жизни – жить, и плодиться, и умирать в тайне на одном из изувеченных миров, укрываясь от звездных линий, по которым когда-то летали, прячась с другими изгнанниками в месте, запретном по закону, – какое право имеете вы на справедливость?

Вселенная жестока. Ее законы беспощадны. Даже преуспевающих и великолепных наказывает все перемалывающий палач, по имени Время. Тем более жестока она с вами, проклятыми, боящимися неба.

И все же есть ведущая вверх тропа – даже из глубины отчаяния.

Прячьтесь, дети изгнания! Укрывайтесь от звезд! Но ждите, смотрите и слушайте – ждите этой тропы.



Свиток Изгнания

Рассказ Олвина



В тот день, когда я достаточно подрос, чтобы мои волосы начали белеть, отец созвал всех членов нашего гнездящегося пучка в семейную кугу на церемонию называния меня правильным именем – Хф-уэйуо.

Мне кажется, для хуна это подходящее имя. Оно легко выкатывается из моего горлового мешка, хотя иногда мне неловко его слышать. Это имя как будто постоянно употребляется в нашем роду с тех пор, как первый крадущийся корабль высадил на Джиджо первого хуна.

Этот крадущийся корабль был невероятно прекрасен! Возможно, мои предки и были грешниками: ведь они высадились в запретном мире, в мире-табу, но прилетели они в могучем звездном крейсере, прячась от патрулей Института и избегая опасных углеродных бурь Занга и Измунути. И сумели-таки высадиться. Даже если они грешники, они должны были быть чертовски смелыми и умелыми, чтобы сделать это.

Я прочел все, что смог найти, об этих днях, хоть это и произошло за сто лет до того, как на Джиджо появилась бумага, так что до нас дошли только легенды о пионерах-хунах, которые спустились с неба и обнаружили, что здесь, на Склоне, уже скрываются г'кеки, глейверы и треки. В легендах рассказывалось, как эти первые хуны утопили свой корабль в глубине Помойки, чтобы его невозможно было выследить, потом связали грубые деревянные плоты и впервые с тех пор, как великие буйуры покинули планету, отправились в плавание по рекам и морям Джиджо.

Поскольку мое имя связано с крадущимся кораблем, думаю, оно не может быть таким уж плохим.

Тем не менее мне больше нравится, когда меня зовут Олвин.

Наш учитель, господин Хайнц, велит нам, старшеклассникам, вести дневники, хотя некоторые родители жалуются, что бумага здесь, на южном краю Склона, слишком дорога. Мне все равно.