Самоцветные горы   ::   Семенова Мария Васильевна

Он был редкостным болтуном и задирой, но – что есть, того не отнимешь – тропы Заоблачного кряжа знал лучше многих. Правда, до сего дня Ригномер ни разу не нанимался в проводники. Не было надобности. И так неплохо жил, торгуя помаленьку у горцев знаменитые шерстяные ткани. В этом году торговля у Ригномера не ладилась, хоть ты плачь. Итигулы либо просто отказывались с ним разговаривать, либо цену заламывали такую, что, по мнению Бойцового Петуха, их родные снега должны были бы покраснеть со стыда. Горцы, однако, не краснели. А вот Ригномер заскучал, опустил перья – и крепко задумался, чем станет кормиться. И это было хорошо, что у него водились счёты как с итигулами, так и с молодым Волком, нынешним Наставником учеников кан-киро. Тот лучше служит, кто ждёт, что служба даст ему возможность поквитаться с обидчиками…

Проводник подошёл к стремени Хономера и вопросительно снизу вверх посмотрел на жреца. Ригномер шёл на своих двоих от самой Тин-Вилены, являя ещё одну знаменательную черту сегванского племени. Потомки давно осевших на Берегу вполне пристрастились к верховой езде и успели даже вывести собственную породу боевых лошадей. А вот среди недавно покинувших Острова немало было таких, кто вообще не признавал седла. К числу этих последних и принадлежал Ригномер. Правду сказать, утомить Бойцового Петуха было очень непросто.

– Сколько ещё до Алайдора? – мрачно осведомился Хономер. Его так и подмывало спросить, не ошиблись ли они дорогой, но он удержался, хоть и не без труда.

Ригномер провёл рукой по усам, досадливо отряхнул с ладони талую жижу и ответил:

– Было бы вёдро, сказал бы – два дневных перехода. В такую погоду хорошо если получится дойти за трое суток, а не за четверо.

Хономер про себя застонал. Внешне, однако, он ничем не выдал разочарования, лишь кивнул, не переменившись в лице, и толкнул пятками лошадь, надумавшую было вовсе остановиться. С надвинутого капюшона при этом сполз изрядный пласт снега, успевший налипнуть и залечь, словно собираясь остаться там навсегда. Хономера вдруг посетило пренеприятнейшее видение своего собственного бездыханного тела, замёрзшего, скрюченного в последнем убежище где-то за камнем и постепенно заметаемого снегом, переставшим подтаивать…

Он вздрогнул, передёрнув плечами – то ли от холода, то ли прогоняя мимолётную тень неуверенности. И поехал вперёд, на каждом шагу понукая коня.

* * *



Когда Волкодав наконец увидел этих людей, он понял, что понапрасну оклеветал себя, решив некоторое время назад, будто подрастратил способность угадывать чётко вражеские намерения ещё прежде, чем сам враг покажется на глаза. Нет, похоже, с ним самим всё обстояло как прежде. Дело было в обитателях острова. Когда они перестали таиться и показались из-за камней, Волкодав в первый миг даже усомнился, а следовало ли причислять их к роду людскому – или, может, к одному из племён иной, внечеловеческой крови, вроде нардарских тальбов либо дайне, соседей и друзей вельхов?.. Между скалами мелькали низкорослые, сгорбленные силуэты, издали казавшиеся равномерно мохнатыми, причём мех производил впечатление не заёмного, а родного.

– Когда мы уходили, на острове оставалось немало рабов, – проговорил Винитар. – Больше двадцати зим прошло… Должно быть, это их дети.

В племени Волкодава не чурались обзаводиться рабами, будь то пленники, взятые во время не-мирья или купленные на торгу. Раб для веннов был человеком, чьи поступки отняли у него право самому распоряжаться своей жизнью. Его собственные поступки – или его предка, что было в их глазах то же самое.