Сборник 12. На посошок   ::   Брэдбери Рэй Дуглас

Как-то уже в сумерках я встретил его возле площадки для гольфа. Он собирал потерянные мячи в свою корзину. Эта сцена преследовала меня многие годы. И когда год назад призрак отца явился мне вновь, я должен был дать ему покой.

В 1946 году я нередко ездил вечерами на трамвае, идущем в Венецию. По субботам в него садились седовласые и почтенные участники балов, проводившихся в танцевальном зале Майрона. Они сходили с трамвая поодиночке или парами. Спустя пятьдесят пять лет, став таким же седым и старым, я попробовал в рассказе «После бала» разобраться, как же провели остаток ночи двое старых людей, вышедших вместе из трамвая на одной из остановок.

В университете, когда в мои руки попадали номера «нео-ренессансного» журнала «Coronet» (он стоил немалых денег, и потому о его покупке не могло идти и речи), я вырывал оттуда фотографии Штиглица [64] и Карша [65] и посвящал им свои стихи. Это было что-то вроде почитания чистого образа.

Лон Чейни поразил меня еще в три года, когда я увидел его в фильме «Горбун с Нотр-Дама». В следующий раз я увидел афишу с названием этого фильма уже в семнадцать лет и заявил друзьям, что все помню с тех пор. Они подняли меня на смех. Я успел описать им несколько сцен, и, когда мы пришли в кино, оказалось, что я не ошибся.

Нечто подобное произошло и с «Призраком оперы», и с «Затерянным миром». Призрак Чейни и динозавры Уиллиса О'Брайена [66] преследовали меня все детство.

Чейни умер, когда мне шел десятый год, и его могила навсегда стала для меня символом Смерти. Когда в том году его Призрак снова должен был выйти на экран, я ужасно страдал, я думал, что страшные боли в животе – это аппендицит. Плача от боли, я пошел в кино, я пошел бы, даже если бы умирал. Я выжил и всю свою сознательную жизнь питался метафорами Чейни.

Через несколько лет я сдружился на всю жизнь с Рэем Харрихаузеном [67] , сооружавшим у себя в гараже динозавров, благодаря чему он стал впоследствии крупнейшим аниматором-кукольщиком нашего времени. Вот вам и еще одна полноценная метафора!

Лорел и Гарди трижды становились героями моих произведений. Прибыв в октябре 1953 года в Дублин, я увидел в «Айриш Таймс» такое объявление:



Только сегодня!

Живая легенда

в театре «Олимпия»!!

Лорел и Гарди!!!



– Бог ты мой! – возликовал я. – Мы обязательно должны туда пойти!

Жена сказала:

– Иди!

Мне посчастливилось купить самый последний билет на место в центре первого ряда.

Я смотрел, как Стэн и Олли разыгрывают сцены из моей собственной жизни, и заливался слезами.

А потом я видел, как они беседуют со своими друзьями возле костюмерной, но не стал им мешать.

Их тени всегда со мною. Некогда я посвятил им два рассказа, а для этой книги написал еще один.

Иначе говоря, то, что когда-то было метафорой, остается метафорой навсегда.

Немало интересного узнал я о себе самом от кинорежиссера Сэма Пекинпа, любителя подливать водку мне в пиво, который хотел снимать фильмы по моим романам.

– Сэм, – спрашивал я у него, – и как же ты собираешься это сделать?

– Выдеру из твоих книжек листочки, – отвечал он, – и затолкаю их в камеру!

Так я узнал, что для опытного киношника самые безумные страницы моих романов превращаются просто в чередование крупных и общих планов.

Впоследствии, когда я вел на телевидении программу «Театр Рэя Брэдбери», я обнаружил, что без проблем переделываю свои рассказы в телевизионные сценарии.

– Затолкай все эти листочки в камеру! – звучал в моих ушах голос Сэма.

Так я освоил и кинематографические метафоры.

И еще добавлю: я никогда не пытался соревноваться с другими писателями, мне только хотелось защитить их. Ведь так много моих любимых авторов были несчастными людьми с необычайно трагической судьбой.