Мой брат Михаэль   ::   Стюарт Мэри

Лицо разгладилось, вспыхнула живая улыбка, ключ со звоном шлепнулся передо мной, а рука, державшая штаны, потянулась за сигаретой.

— Спасибо, мадмуазель. Это хорошая машина, мадмуазель. Приятного путешествия.

Я в это время искала спички, поэтому поняла его пламенную речь, только подняв голову. Но было уже слишком поздно. Он ушел, промелькнув в толпе у двери, как выпущенная на свободу гончая, и исчез с тремя моими сигаретами. Но ключ лежал на столе, а черный автомобиль ярко освещало солнце. Только тогда, идиотически разглядывая ключ, машину и солнечный блик на скатерти, где только что была тень, я поняла, что выпендреж дорого мне обошелся. По-гречески «нэ» значит «да».

Конечно, я за ним побежала. Толпа волновалась и ходила ходуном, нигде не виднелось ни малейшего следа вестника богов. Официант испуганно бросился за мной, готовый схватить, когда я попытаюсь смыться, не заплатив. Я его проигнорировала и честно металась в равные стороны. Когда он озверел достаточно, чтобы тащить меня к столику и счету силой, я сдалась. Пошла в свой угол, взяла ключ, взволнованно улыбнулась напряженному официанту, который не говорил по-английски, и направилась к владельцу кафе.

Я распихивала мужчин плечами и локтями, нервно приговаривая «паракало», что, кажется, значит «пожалуйста». В любом случае меня пропускали.

— Паракало, кирие…

Хозяин посмотрел тревожным влажным взглядом из-за кучи жареной картошки и безошибочно меня оценил.

— Мисс?

— Кирие, у меня трудности. Случилась странная вещь. Мужчина привел машину, видите, за голубыми столиками, чтобы передать ее кому-то в кафе. По ошибке он решил, что это я ее наняла. Он думает, что я повезу ее кому-то в Дельфы. Но я ничего про это не знаю, кирие, ужасная ошибка, и не понимаю, что делать!

Он щедро ляпнул соусом на помидоры, подтолкнул их к крупному мужчине, сидевшему на маленьком стуле у стойки, и провел рукой по бровям.

— Вы хотите, чтобы я объяснил? Где он?

— В этом и беда, кирие! Он ушел. Оставил ключ и убежал. Я пыталась его поймать, но он исчез. Может вы знаете, кто здесь должен был ждать машину?

— Нет, ничего не знаю. — Он взял большой половник, что-то помешал под прилавком и еще раз посмотрел на улицу. — Ничего. Для кого машина?

— Месье, я же говорю, что неизвестно…

— Вы сказали, ее нужно отвести куда-то, в Дельфы, кажется, кому?

— О да, мистеру Саймону.

Он зачерпнул ложкой немного смеси, влил в тарелку, вручил ее распаренному официанту и пожал плечами:

— В Дельфах? Не слышал о таком. Может, кто-нибудь знает здесь его или машину. Минуточку, я спрошу.

Он сказал что-то по-гречески мужчинам у стойки и стал на четыре-пять минут центром оживленной страстной дискуссии, охватившей всех посетителей мужского рода и породившей следующую беспредельно доброжелательную информацию. Никто не видел маленького человека с ключом, не знает машины, никогда не слышал о мсье Саймоне в Дельфах (хотя один человек был жителем Криссы в нескольких километрах от Дельф), не допускал, что кому-нибудь в Дельфах может взбрести в голову нанимать машину в Афинах, и (в конце концов) ни один нормальный человек ее туда не поведет.

— Хотя, — промолвил обитатель Криссы с набитым креветками ртом, — если Саймон — английский турист, это все объясняет.

Он не расшифровал почему, просто улыбнулся с огромной добротой и очарованием, но я поняла, что он имел в виду.

Я сказала виновато:

— Понимаю, что это звучит безумно, кирие, но мне кажется, что я обязана что-то сделать. Человек с ключом сказал, что это — дело жизни и смерти.

Грек поднял брови, потом пожал плечами, ясно и однозначно показав, что дела жизни и смерти происходят в Афинах ежеминутно, улыбнулся:

— Замечательное приключение, мадмуазель», — и отвернулся.