Сердце Дьявола   ::   Белов Руслан

И сразу же почувствовал: здесь что-то существенное спрятано – воздух там такой, ну, как в Историческом музее или самом Алмазном фонде...

Забыв обо всем, я кое-как выбрался из-под земли и рванул к своей палатке за карманным фонарем... Вернувшись с ним, спустился вниз и увидел, что подземная полость представляет собой сводчатый тоннель длинною около сорока метров (я провалился в него аккурат посередине). И ничего в нем не было... Кроме нескольких драхм Александра Македонского, вот одна из них, – Сильвер, улыбаясь, вынул из нагрудного кармана нечто весьма отдаленно напоминающее монетку и бросил ее на стол, – и кожаного мешочка с какими-то шариками-пилюлями, как бы из нитей каких-то скатанными. Лизнул, не думая, один из них и сразу же... почувствовал себя лет на десять моложе – боли в поджелудочной железе, да и мигрени проклятущей – как не бывало... Зажевал от радости пару пилюль, стал как один оставшийся Маклауд, и начал все вокруг обследовать.

...Уже к вечеру в одном месте стены нашел проем, размером с небольшую калитку, каменными блоками на растворе известковом заложенный... Попытался пробить кладку... Валуном в пятьдесят килограммов полчаса колотил, пока не выбил один блок. Посветил фонарем вовнутрь – увидел округлую камеру, где-то два на два метра. Один ее угол волосами какими-то был завален, другой пилюлями этими; посередине – целая горка драхм Македонского.

Ну, как говориться, взалкал отец Федор и я на радостях к палатке своей побежал отметить событие стаканчиком Белой лошади (вход в галерею заложил, конечно, камнями). Но, как ни крути, судьба играет человеком, а человек играет только в ящик – ночью напала на меня, сонного, шпана местная избила-порезала всего и в озеро выкинула.

Как выжил – не знаю... В начале лета вода в Искандеркуле, сами знаете, не более девяти градусов, пятнадцать минут – и ты труп. Но я в ней почти сутки пролежал, пока меня один турист случайный не вытащил. Очнулся я только в Душанбе, в больнице... Без ноги, с мордой, практикантом-двоечником починенной. И не хрена не помню. И только в Москве вспомнил все – решил пиджачишко свой старенький выбросить и, прощупывая на прощание карманы, нашел под подкладкой мешочек с пилюлями из пакли и монеткой Македонского...

* * *



Сильвер замолчал, предоставляя нам возможность высказать свое отношение к услышанному. Ждал он, конечно, восторга и последующего немедленного наплыва добровольцев в свою экспедицию. Напрасно ждал – Баламут рассеяно ковырялся в ухе ногтем мизинца, Бельмондо, поджав губы и склонив голову на бок, одобрительно рассматривал недвусмысленно улыбавшуюся ему румяную буфетчицу.

– И что ты предлагаешь? – единственно из-за вежливости нарушил я равнодушную тишину.

– Как вы думаете, сколько мне лет?

– Ну, лет тридцать... – ответил я, кивнув Баламуту, знаком предложившему мне выпить.

– Сорок! Эти пилюли из пакли за несколько часов мне десятку скинули... И еще, смотрите...

Сильвер вскочил и, ловко схватив пробегавшую мимо кошку за задние лапы, шмякнул ее головой о ближайшую колонну.

– Бедное животное... Ну и повадки у вас, гражданин Флинт... – скосил Бельмондо глаза на Сильвера, тянувшего к нему руку, сжимавшую окровавленную кошку. А Баламут никак не отреагировал – он внимательно рассматривал добытую из ушей серу.

– Ну зачем такие вольты, дорогой Сильвер? – начал я сглаживать ситуацию. – Мы, можно сказать, доверились вам, сердца свои раскрыли, а вы так некорректно с кошкой поступаете...

– Да вы погодите с выводами! – раздраженно махнул агонизирующей кошкой Сильвер. – Смотрите!

И, отщипнув от пилюли из пакли небольшой кусочек, сунул его в оскаленную пасть животного. И что вы думаете? Спустя минуту кошка предприняла попытку вырваться из рук мучителя; она завершились успешно.