Серебряный Вихор   ::   Майерс Джон Майерс

Когда мы снова взмыли на гребне, луч почти померк, но все еще озарял парусник. Корабль повернулся — и я понял, отчего так страшно кричали люди. На парусник нападал чудовищный кит, извергая изо рта водопады пены — подобно тому, как брызжет слюной бешеная собака. Из-за рассеянного света кит показался мне белым.

Снова падение и подъем. Время тянулось, как вечность. Через минуту сумрак над морем сгустился. Чудовище настигло корабль, врезалось в борт головой и пробило обшивку.

Когда волна вновь подняла нас, ни кита, ни судна не было видно. Из воды высунулась рука, в отчаянии простертая к небесам, и рассеянный луч, озарявший корабль, угас.

От потрясения я был не в силах и слова вымолвить. Я совсем позабыл о Голиасе, который тоже, наверное, наблюдал за сражением.

Немного погодя я услышал, как он присвистнул.

— Превосходно! Теперь все понятно.

— Куда уж понятней! — откликнулся я. — Неужели никому из этих бедолаг не удалось спастись?

— Возможно, кто-то один и спасся. Это обычное число. Но дело не в этом. Ясно, что мы не сбились с курса. Волны несут нас к цели.

Я позабыл, что мы были на грани ссоры. Теперь у меня появилось время над этим поразмыслить, но воспоминание о погибшем паруснике преследовало меня. Сгущавшийся мрак усиливал чувство безнадежности. Я впервые осознал, что такое смерть. Мысль о ней показалась мне невыносимой, и я покрепче привязал себя к мачте.

И все же, думал я, те, кто сразу утонул, куда счастливей нас. Они не сойдут с ума от одиночества, терзаемые стихиями. Мне уже мерещилось, как чайки выклевывают мне глаза — полубезумному, отравленному морской водой… Ах, набраться бы мужества и поплыть навстречу неминуемой гибели! Но я был слишком малодушен, чтобы оторваться от спасительной мачты. Хотя спасемся ли мы? Я презирал себя за то, что поддаюсь самообману.

Оптимизм моего спутника вызывал во мне жалость и недоумение. Ведь надо же так себя дурачить!

— А что случится, если мы собьемся с курса? — спросил я у него.

— Что случится с вами после того, как мы утонем, я не знаю. А мне придется где-нибудь начать сначала. Но мы на верном пути.

— Вам не трудно угодить, — сказал я почти примирительно, ибо убедился, что мой попутчик слегка помешан. Продолжать дискуссию было бесполезно.

Последние часы своей жизни я обречен провести в обществе безумца! Нелепейшее завершение всей моей несуразной жизни. Я был рад, когда совсем стемнело и черты лица Голиаса сделались неразличимы. С наступлением ночи он оставил меня в покое, и я без помехи мог предаться своему одиночеству.

Я и до того чувствовал, что зябну, но теперь продрог окончательно. Тьма была такая, что ни зги не видать. В кромешной мгле вода сливалась с небом. Целую ночь я провел во мраке, поглотившем стихии. Я страдал, но был уже не в состоянии осмыслить свои мучения. Наконец я задремал, просыпаясь, когда голова ударялась о мачту или когда в нос попадала вода. Не знаю, как долго длились эти муки. Наконец я пробудился, и мысли мои прояснились. Небо уже начинало светлеть.

Голиас претерпевал это чистилище уже вторую ночь. Однако глаза его не утратили живости, хотя он был бледен, как мертвец.

— Земля уже близко! — хрипло проговорил он.

— Не больше чем в миле, смею предположить? — Мне было трудно говорить. — Я не производил замеров.

— Я имею в виду сушу, — настаивал он, — порыв ветра принес запах земли. А вы не почувствовали?

Бредни полоумного повергли меня в уныние.

— И это был запах Романии?

Он усмехнулся, и моя неприязнь к нему усилилась.

— Вас трудно убедить, что умирать еще рано! Я счел ниже своего достоинства отвечать. Но он добился своего: с гребня каждой волны я пристально всматривался вдаль. Видимость улучшилась, однако горизонт впереди нас скрывала полоса тумана.