Шайтан-звезда (Часть 2)   ::   Трускиновская Далия

- Ради Аллаха, сколько же дармоедов и бездельников я обязан кормить? изумился он, когда главный повар попросил триста динаров - и это на продовольствие одного лишь дня.

Он успел явиться с этой просьбой самым первым - как только узкие ворота дворца распахнулись перед новым владельцем. И он получил требуемое ибо аль-Асвад не желал начинать свое правление с отказа. Но потом аль-Асвад отправил старого и мудрого Мансура ибн Джубейра побеседовать с греком Юнусом аль-Абдаром, возглавлявшим молодцов левой стороны и знавшим, на что тратятся царские деньги.

И сразу же ему, воину, который у арабов считался за пятьсот всадников, стало неловко за это приказание - как будто щедрость отныне уже не считается достоинством царей!

По его молчанию Хабрур ибн Оман, и не видя скрытого под золотой маской лица, догадался о мыслях аль-Асвада.

- Этот день - твой день, и никто его с тобой не разделит, - негромко сказал наставник. - Ни его радостей, ни его забот. Пока у тебя нет вазиров и казначеев, ты сам обязан заботиться о состоянии своей казны - и одному Аллаху ведомо, насколько облегчила ее пятнистая змея...

И вскоре подошел Мансур ибн Джубейр.

Подобно молодым воинам, он перед сражением выпустил из-под тюрбана длинные седые волосы, но еще не убрал их. И странно было видеть его при бороде, сохранившей почему-то свой естественный черный цвет, и при этих прозрачных серебряных локонах.

Вслед за ним шел Юнис аль-Абдар.

- Я не хочу ни на кого доносить, о аль-Асвад, - сказал грек, - потому что мои молодцы кормятся с этого дела. Но если ты увеличишь им жалованье...

- Я увеличил им жалованье! - веско отвечал Ади, а Хабрур ибн Оман одобрительно кивнул и огладил бороду. - Я увеличил его на треть. Говори, о Юнис.

Обращение по имени было менее уважительным, чем обращение по прозвищу, но вот как раз с прозвищем у грека дело обстояло печально. Еще молодым его подобрали утром на улице со спиной, распоротой наискосок. После чего нельзя было не прозвать его Пораженным в спину. И вот уже двадцать лет носил он это прозванье. Как и Джеван-курд, он не получил прозвища-куньи по имени своего отца или своего сына, ибо его отца никто не знал, а о сыновьях он никому ничего не рассказывал.

- Дворцовые повара закупают продовольствия ровно на триста динаров, об этом тебе скажут все купцы, о счастливый царь, - тут Юнис усмехнулся. На рынке очень удивятся и будут смеяться, если дворцовые повара начнут скупиться. И они воистину замечательно стряпают. Они уставят твою скатерть кушаньями не сорока, а ста сорока родов! Но как только они поймут, что повелитель и дворцовые женщины в этот день уже больше не попросят еды, они берут котлы и пробираются к выходу из харима, где их уже ждут горожане. И они продают лакомства, которых те никогда бы так вкусно не изготовили, за весьма умеренную цену. Не станет же царь Хиры проверять, что к ночи осталось на дне котлов!

- Хорошо, пусть будет триста динаров, хотя этих денег хватило бы на то, чтобы кормить в пути целое войско, - усмехнувшись, отвечал аль-Асвад. Не унижаться же мне ради трехсот динаров! О Юнис, я и тебе увеличил жалование на треть. Чьи молодцы стоят возле всех дворцовых ворот - твои или Юсуфа аль-Хаммаля ибн Маджида?

- Я собрал всех своих молодцов, до кого дотянулась моя рука, сразу же, как стало известно, что ты входишь в Хиру, о аль-Асвад! - гордо сказал Юнис. - И они первыми встретили тебя, клянусь Аллахом! Мне не нужно было расставлять их возле входов и выходов - они сделали это сами!

- Как вышло, что они сохранили в душе верность аль-Асваду? неожиданно спросил аль-Мунзир, оправдывая свое прозвание Предупреждающего.

- Двое из наших погибли потому, что видели кое-что из проделок Хайят-ан-Нуфус, - мрачно поведал Юнис. - Третий уцелел, он-то и рассказал об этом деле.