Шел человек по грибы (А шел человек по грибы)   ::   Биленкин Дмитрий

Аннотация: На поляну средь бела дня стала опускаться «летающая тарелка», люк откинулся, оттуда гусеницей выполз трап и по нему семенящим шагом на землю прошествовали маленькие, очень деловитые зеленые человечки с противогазными рыльцами. Они сгрудились вокруг муравейника. Сосипатров едва поверил в реальность происходящего. Родную Землю надо беречь. Звать на помощь? Или выйти и гаркнуть, мол, здорово, братья по разуму! Но, похоже, муравьи инопланетянам интересней людей.

---------------------------------------------

Дмитрий Биленкин

Шёл человек по грибы

* * *

Сосипатров привык верить глазам своим, но когда на поляну средь бела дня стала опускаться “летающая тарелка”, он им, естественно, не поверил. Как нагнулся за крепеньким подосиновиком, так с ножом в руке и закаменел, благо в такой позиции от инопланетного наваждения его преотлично скрывали кусты.

Тем временем “тарелка” села, люк откинулся, оттуда гусеницей выполз трап, и по нему семенящим шагом на землю прошествовали маленькие, очень деловитые зеленые человечки с противогазными рыльцами. Один из человечков запнулся о кочку, явно по-инопланетному выразился, что наконец заставило Сосипатрова поверить в реальность происходящего. Но от этого ему, само собой, стало не легче, а тяжелей. Что прикажете делать? Если происходит вторжение, то в целях личного сбережения и всенародного оповещения надо срочным образом драпать; если же, наоборот, намечается дружеский визит, то надлежит выйти и приветствовать. А может, и в этом случае лучше позвать кого следует? Лес безмолвствовал, совета было получить не у кого, поступай, выходит, по собственному разумению, а это, как известно, порой тошнёхонько. Так ничего и не надумав, Сосипатров остался в прежней, за кустами, позиции. Только нож спрятал; и не оружие, и ненароком может быть не так понято.

Зеленые человечки меж тем прошествовали мимо — Сосипатрова то ли не заметили, то ли проигнорировали. Вид у них был целеустремлённый, как у докладчика на подходе к трибуне. Земля под их ногами дымилась, без всякого, впрочем, для окружающей среды ущерба.

Процессия удалялась. Опять же надо было что-то делать, но что? Решимость была не в характере Сосипатрова, потому что характера он, собственно говоря, не имел. То есть видимость его, конечно, была, поскольку в отличие, допустим, от Иванова, Сидорова, Петрова он часто ввёртывал в разговор “будьте добреньки”, терпеть не мог “Жигулёвского” пива, жизнь называл “куролесицей”, а не “жестянкой”, как то обычно делают, и таких особиц за ним числилось немало. Однако все умерялось безотчётным, как дыхание, стремлением быть “как все”. Незримые заемы куда обширней денежных; Сосипатров, который редко у кого перехватывал до получки и всегда аккуратнейше возвращал взятое, очень бы удивился, скажи ему кто, что во всем остальном он неоплатный должник, причём неизвестно кому. В первую очередь, наверное, окружающим. Все ворчат на погоду, начальство, транспорт — и Сосипатров ворчит; что-то хвалят — и его голос слышен; все обзаводятся коврами — и он в очереди; все кидаются тушить пожар — он и тут со всеми (был в его жизни такой эпизод). Подобная артельность, может быть, и прекрасна, только что остаётся на долю личности и где она? Это уже не душа, не характер, а сосуд для чего-то или из-под чего-то: что нальётся, то и будет. Хотя, если вдуматься, кто из нас не артелен? Без своего характера прожить можно, без общинного — вряд ли.

И вот в самую трудную для себя минуту Сосипатров оказался один. Правда, в сознании брезжило что-то насчёт “тарелок” прочитанное или услышанное, только, увы, противоречивое и потому неруководящее. Инопланетяне же уходили, а с ними скрывалась то ли смерть, то ли слава.