Московские сумерки   ::   Холланд Уильям

Повара и официанты, должно быть, убежали через окна на кухне, так как их не было видно, когда я выходил на улицу.

Больше добавить ничего не могу.

Подпись

Иван Петрович Стонов».

Чантурия оторвался от текста.

– Ну что ж, Стонов. Это ваша подпись? – он показал официанту его заявление.

– Да.

– Вы ведь многого не увидели, не так ли?

– Все, что видел, здесь написал.

– Вот эти четверо… Какого роста был самый высокий?

– А-а. Дайте припомнить… метр восемьдесят, по-моему.

– А самый короткий?

– Не очень маленький. Может, метр семьдесят.

– А другие?

– Где-то между этими двумя. Да, определенно так.

– По росту приближаются больше к высокому или к короткому?

– К короткому, по-моему.

– А какой вес того самого высокого, по-вашему?

– Так… – Стонов зачесал подбородок.

«Ванек-ваньком этот малый, – подумалось Чантурия. – А как он вообще попал в Москву и прописался? Без сомнения, за взятку. Быть не может, чтобы такой валенок родился москвичом».

– Итак?

– Так… восемьдесят кило?

– Это что: вопрос или ответ?

– Ответ, товарищ капитан. Восемьдесят килограмм.

– Не многовато?

– В самый раз.

– А другие?

– Такие же, пропорционально росту. Ничем особенно не выделялись.

– Итак, это самые обычные, скажем так – усредненные люди. А вот во что они были одеты?

– Капюшоны натянули, я же писал.

Стонов положил палец на строчку в своем заявлении, поворачивая голову и пытаясь прочесть перевернутый текст – перевернуть бумагу он не решался.

– Да, вы написали. А другая одежда? Они что, голые были?

– Голые? Конечно, нет! Они были одеты как люди!

– Какие люди? Работяги? Люди, пришедшие в ресторан на званый обед? Милиционеры?

– Милиционеры? Ха, вот было бы смеху! Нет, товарищ капитан! Как обычные трудящиеся, вот как.

– Обычные трудящиеся, одевшиеся, чтобы ремонтировать улицы, или…?

– Нет-нет! Может, как служащие. Я, право, не помню: это было такое потрясение! Я смотрел на то, что они выделывали, а не на одежду. Поймите меня, я не заметил ничего примечательного. Все они были одеты очень похоже, похоже на всех остальных.

– Кроме капюшонов.

– Да, конечно, кроме капюшонов.

– Тот, что говорил, – какой он из себя?

– Не самый высокий и не самый низкий.

– Он казался главарем?

– Только когда заговорил. Если бы не это… Все они, казалось, выполняли заранее расписанные роли. Двое прошли вперед, а двое с самого начала остались у двери. Как будто охраняли ее.

– А вот тот, который говорил… Не заметили ли вы что-то необычное у него?

– Да, заметил. Я писал, – официант опять показал пальцем на текст, – об акценте. Он нерусский. У него говор…

Официант замолк, оторвал взгляд от текста, а палец по-прежнему держал на строке. Он посмотрел на Чантурия.

– У него говор?..

Официант не отвечал. Тогда Чантурия взял бумагу из-под его пальца и зачитал:

– Грузина.

– Да.

Официант не поднимал глаз. Его рука все еще лежала на столе, на том месте, где только что было заявление.

– Вы разбираете грузинский акцент, когда слышите его?

– Да, конечно. Я встречаю на работе самых разных людей. Вы говорите по-русски, безусловно, гораздо чище того человека, товарищ капитан. Не сразу заметишь даже, что вы говорите с акцентом. Но тот был грузин. Я просто уверен в этом.

«Святая простота русского крестьянина», – подумал Чантурия. Любой здравомыслящий человек, попав на допрос к грузину – капитану госбезопасности, спешно постарался бы исправить опрометчивые слова в своем заявлении. Но этот официант, наоборот, подчеркивал их. Возможно, у него не хватает мозгов придумать более вероятную версию. А может, он и прав. Итак, один грузин уже замешан в этой кутерьме, не считая самого капитана КГБ.