Случайность   ::   Логинов Святослав

А двенадцатилетний Адольф читал и перечитывал случайно попавший ему в руки научный трактат Фридриха Велера человека, впервые ситезировавшего органическую субстанцию из неорганических веществ. Больше всего в этой книге потряс мальчика рассказ о красках. Только теперь он понял, как неярко одеваются живущие вокруг люди. Материи были белыми, серыми или выкрашенными в некрасивый бурый цвет дешевой краской "кашу". Все остальные красители привозились издалека и были дороги. Даже сами их названия звучали словно имена сказочных восточных городов: шафран, кошениль, хна. И, конечно же, царь красок синее индиго. Цена этой чудесной лазоревой краски была столь велика, что некогда германские правители даже запретили ввоз индиго в страну, опасаясь, что Германия разорится, если немцы будут носить платье, выкрашенное в синий цвет. И даже французский император, с которым так храбро сражался отец будущего химика, не смог одеть в синие мундиры любимую старую гвардию.

Прочитанная книга не давала покоя, и когда в день тринадцатилетия родители подарили Адольфу два талера, он, зажав серебряные монеты в кулаке, побежал в аптеку и купил там порошок индиго, чтобы повтоорить описанные Велером опыты. Неделю Адольф ходил с синими руками и с тех пор твердо решил, что будет химиком и обязательно научится изготовлять индиго.

Байер тряхнул головой, отгоняя нахлынувшие воспоминания. Он сообразил, что все еще стоит в зале, а толстяк назидательно говорит ему:

- Не кажется ли вам, что ваши исследования, в некотором роде, являются как бы безнравственными?

- Это в каком же смысле, позвольте спросить?

- А то, что крапп прежде стоил двести марок за килограмм, а ваш ализарин, хотя красит и лучше, но стоит всего шесть марок. И если индиго научатся фабриковать из каменноугольной смолы, то его ждет та же участь! Ведь тогда любая крестьянка сможет надеть цветную юбку! Падет уважение к богатству.

- Вот и прекрасно, - сказал Байер. - Быть может, тогда люди научатся отличать друг друга не по цвету штанов, а по содержимому головы.

Толстяк изумленно глянул на профессора и отошел, обиженно сопя. Байер молча развернулся и ушел.

Домой он вернулся поздней ночью, однако это не помешало ему подняться до света, чтобы отправиться на прогулку. Ему и раньше приходилось, вернувшись из лаборатории под утро, даже не ложась спать, уходить на утреннюю прогулку, которая была непременной частью его образа жизни.

- Химик слишком много дышит парами вредных веществ, - говорил он, - и должен в виде возмещения ущерба побольше дышать чистым воздухом.

Но на самом деле Байер просто любил ходить по улицам спящего города, и лишь когда ему попадался первый тяжело гремящий вагон конки, он поворачивался и шел не домой, а к университету, в свою лабораторию. И прежде, чем появлялись сотрудники, Байер успевал войти в курс работы и обдумать, что и как он будет делать сегодня. В этом и заключался секрет, благодаря которому он успевал так много.

А он действительно сделал немало. К восемнадцати годам закончил математический факультет Берлинского университета, а потом, с трудом добившись согласия отца, уехал в Гейдельберг к Бунзену. Ничего не скажешь, Бунзен научил его работать, но Байер хотел заниматься органической химией и потому вскоре покинул творца спектрального анализа и отправился в Гент, где поступил в лабораторию Августа Кекуле.

Среди немецких химиков Кекуле был самой эксцентричной фигурой, и по характеру и по области исследований. Занимался он в то время проблемой непонятной стабильности ароматических соединений. Кекуле предположил, что атомы углерода в этих веществах соединяясь друг с другом одной или двумя связями, образуют кольца, которые укрепляют молекулу.