Соната Единорога   ::   Бигль Питер

Потом она встала, кое-как отжала джинсы, все еще пропитанные водой заводи Трех Лун, и медленно огляделась, определяя, куда ей идти.

"Ладно. Ладно. Если все получилось как всегда, значит, я возвращаюсь из "Серебряных сосен", от Абуэлиты, и мне нужно сейчас же идти домой. Ладно. Идем домой".

Но все же она еще некоторое время постояла неподвижно, глядя на пустые полуразрушенные улицы и не замечая их. Вокруг не видно было ни следа Границы, и, как Джой ни вслушивалась, она не смогла расслышать ни единой ноты дерзкой музыки Шей-раха.

"Может быть, я никогда больше ее не услышу. Может быть, я просто буду чувствовать ее внутри себя, как голоса Старейших. Теперь я даже не знаю..."

Девочка резко повернулась и зашагала прочь.

Но она не сразу пошла домой. Вечер застал ее в магазинчике Папаса, за письменным столом хозяина. Джой была облачена в старый махровый халат мистера Провотакиса, а ее джинсы тем временем сохли над небольшим обогревателем. Джон Папас то сыпал вопросами, то подливал Джой хорошего греческого кофе, то напоминал, что нужно позвонить родителям, - но это Джой уже сделала.

- Домой уже сообщили насчет Абуэлиты. Я сказала, что она много говорила о Лас-Перлас, так что, может быть, она просто наконец отправилась туда. На самом деле так оно и есть.

Голос Джой дрогнул, и девочка поспешила отхлебнуть еще кофе.

- Думаешь, они на это купятся? - поинтересовался Джон Папас. Джой устало пожала плечами.

- Даже если еще не поверили, то непременно поверят. Они постоянно говорили, что держать бабушку в пансионе ужасно дорого. Не думаю, чтобы они стали так уж старательно ее разыскивать.

Некоторое время они молчали. Наконец Джон Напас произнес:

- Говоришь, она их все расплавила, а? И он ей позволил? Ну и парень этот Индиго! - Папас кивком указал на серебристо-голубой рог, уложенный в старый футляр от тромбона. - У меня такое странное ощущение, что я вроде как должен вернуть эту штуку ему. Что скажешь?

- Он не возьмет, - отозвалась Джой. Старый грек кивнул.

- Ну что ж, я уже прикинул, чем смогу возместить ему эту потерю. Надо все-таки по-честному. Значит, он где-то здесь?

- Он оставался здесь, когда Шей-рах... когда Шей-рах переместился.

"Привыкай говорить и думать об этом. И Индиго тоже придется к этому привыкнуть".

- Ну и парень! - повторил Джон Напас, потом снова указал на рог: Теперь играй. Сыграй этот самый Шей-рах для старика, который никогда его не видел. Пожалуйста, играй.

Джой покачала головой.

- Я не могу. Это принадлежит Индиго. Вы купили его, храните его, можете сделать с ним все, что захотите, но он по-прежнему принадлежит Индиго.

Девочка встала, поколебалась, чуть было не уселась обратно, но потом все-таки подошла к пианино и коснулась клавиш. Музыка застыла на листах, исписанных корявым почерком Джой, но девочка даже не взглянула на них.

Прошло несколько ужасных и томительных секунд, но в Джой так ничто и не шевельнулось и не запело.

"Она ушла. Все ушло с Шей-рахом - и музыка, и Абуэлита, и все остальные - все просто-напросто ушло. Ничего не было. Ничего".

А потом правая рука Джой неожиданно, словно сама по себе, извлекла три стремительных ноты, а левая подхватила их и превратила в неспешное, медленно разгорающееся великолепие луны, восходящей над Шей-рахом. Откуда-то донесся возглас Джона Папаса:

- Ха, вот оно! - и дальше что-то по-гречески. Джой подвернула рукава халата мистера Провотакиса.

И музыка Шей-раха взмыла из-под рук Джой, приветствуя ее возвращение домой. В маленьком магазинчике пианино звучало, как целый оркестр, ликующе приукрашая мелодии, рожденные по обе стороны Границы, что струились сейчас через Джой - так радостно, что девочка не могла ни задуматься над ними, ни сдержать их. Джой закрыла глаза.