Сотворение монстра   ::   Гетманский Игорь

Наследство было, и немалое. И Вадик знал о нем всегда.

Огромный дом старого писателя Переверзина, довольно известного в Москве, стоял на холме в березовой роще над Истрой в поселке Красновидово, и был приватизирован им вместе с двадцатью сотками этой самой рощи, и реконструирован под коттедж в последние годы жизни хозяина, и оснащен всеми импортными удобствами - не жалел денег старик! - и в конце концов переоформлен после его смерти в собственность первой, единственной и несостоявшейся любви буйного, видимо, по жизни старца - Вадикиной тетке.

Вадик балдел ото всего этого. И от масштаба старца, и от лиричной тайны молодости согбенной нынче и ничем не примечательной тетушки, а главное - от стоимости коттеджа. Балдел, но и головы не терял, потому что уже давно все решил для себя и действовал по намеченной схеме.

После Вадикиного двухгодичного стоицизма и теткиной болезни, здорово сократившей отпущенные ей денечки и поставившей вопрос о наследстве ребром, коттедж должен был достаться только ему. Работа была сделана, после больницы дело шло к завершению. Осталось поставить последнюю точку - принять из благодарных теткиных рук завещание.

Он завел об этом разговор, когда привез ее из больницы. Второй инфаркт, тетушка, штука серьезная, надо бы завещание написать. Уж кому - Кате или мне вам решать, только Катя недееспособна, а я мог бы стать ее опекуном, единственный же родной человек.

Вадик шел к этому разговору два года, методично и аккуратно, как все, что он делал. И в результате он не сомневался.

Но тетка решила иначе. Оказывается, есть в бухгалтерии таких больниц особые, частные счета пожизненных больных, на которые родственники вносят деньги, а уж администрация распоряжается ими в роли опекуна. Коттедж при жизни тетки должен быть продан, и вся сумма денег от продажи переведена на такой, Катькин, счет. Так решила тетка. Приговор оглашен и обжалованию не подлежит.

Тем хуже для приговора, подумал Вадик и подошел к пианино. Тетка была сомнамбулой. Вадик, как во всех подобных случаях в своей жизни, поймал ее на этом случайно, с трудом тогда вывел из транса и приказал все начисто забыть. А сам запомнил, накрепко. И теперь собирался использовать - и это знание, и тайное свое умение добиваться желаемого вопреки чужой воле.

Вадик протянул руку и качнул маятник метронома. Тихую комнату заполнило четкое, равномерное щелканье прибора.

- Посмотрите сюда, тетя, - глубоким голосом произнес Вадик. Тетка удивленно вскинула на него глаза.

- Посмотрите! Это - время. Оно уходит, утекает сквозь пальцы - секунда за секундой, минута за минутой, час за часом, год за годом...

Голос Вадика сливался с звучной дробью метронома в монотонную песню. Дальше он мог уже не придумывать - тетка застыла, неподвижным взглядом уставившись на него. Сработало.

Вадика опять - уже второй раз за день! - охватило ощущение поля, и он увидел, как теткин фантом выскользнул из ее тела, плавно продвинулся по направлению к Вадику и замер в ожидании.

Вадик так до сих пор пор толком и не знал, к кому было лучше обращаться с внушением - к фантому или теткиному телу, от которого тянулся к призраку голубоватый туманный шнурок. Но в одном он был уверен на все сто: его слова, падая, как камни на ровную гладь спокойной воды, охватывают возмущением все поле. И он открыл было рот, чтобы сделать сейчас, наконец, то, к чему готовился так долго, втолковать этой дуре насчет правильного завещания, расставить в этой старой башке все по своим местам...

Но слова застряли у него в горле.

Лампа абажура мигнула. Метроном сбился с ритма. Безнадежным холодом и плесневелой сыростью бездонного черного колодца пахнуло в лицо Вадима. Чьи-то ледяные пальцы коснулись его щеки.