Споры о вкусе устриц   ::   Логинов Святослав

Именно так, с большой буквы. Аркашонский порт представляет собой зрелище сюрреалистическое, не вмещающееся в сухопутное сознание. Представьте три тысячи яхт и прогулочных катеров, умножьте на южное солнце, склонное к фантастическим преувеличениям, и вы поймёте, что вообразить всё это, не видавши воочию, невозможно.

Бассейн разгорожен вбитыми в дно жердями и представляет собой сплошной садок для разведения устриц. Лишь посредине - небольшой островок (во время отлива он увеличивается раз в десять), к которому нельзя приставать. Это заповедник, птицам тоже надо где-то жить. Островок так и называется: "Птичий".

С собой Жан берёт ящик дынь, шесть бутылок местного розового вина и бутылочку арманьяка урожая 1973 года. Всё остальное обещали взять пригласившие нас люди.

Отплываем на двух катерах, зачаливаемся совсем рядом с одной из устричных отмелей. Вода в Бассейне неожиданно прохладная (дважды в сутки отлив вытягивает едва ли не всю воду, а прилив нагоняет свежую, не успевшую прогреться на солнце) и очень чистая. В Бассейн из Аркашона не попадает ни единой капли стоков.

Жан-Клод бросает в воду огромное пластиковое ведро, с уханьем прыгает с катера и с ведром в руках бредёт к жердям, ограничивающим кусочек частной акватории. Жерди густо обросли гроздьями мидий. Спешу на помощь. Переводчика рядом нет, и мне знаками показывают, что по ту сторону кольев нельзя, а по эту - можно. Hадираем целой ведро мидий, затем второе, третье - куда столько?! - четвёртое... Порой попадаются и устрицы, они тоже летят в ведро - а не надо было вырастать на нейтральной территории...

Пока я оттаскиваю к катерам очередное ведро, Жан-Клод каким-то образом вскрывает одну из устриц и в обмен на пустое ведро я получаю устрицу.

И тут, стоя с ракушкой в руках по пояс в воде посреди аркашонского Бассейна под жгучим солнцем Жиронды, я почувствовал, что со мной уже было нечто подобное. По странной ассоциации всплыло воспоминание: осень, еловый бор, где наконец-то высыпал слой рыжиков. Беру гриб, истекающий оранжевой кровью, отряхиваю приставшие иголки, присыпаю обратную сторону крупной солью (ради такого дела не лень таскать с собой коробок с солью!) и осторожно откусываю, чувствуя, как меня наполняет аромат всех на свете грибов, запах осени, воздуха, процеженного желтеющей листвой. Душа леса чудесным образом проникает в душу человека и сливается с ней. Если осень случилась дождливой, то и рыжики будут слегка водянистыми, в засуху они чуток горчат, а когда осень выдалась славной, с запоздалыми грозами, крепкими индевелыми утренниками и тёплыми днями, то на самой грани восприятия у рыжиков появляется яблочный привкус... Тончайшее и чудесное ощущение! А городской гость тоскливо смотрит на протянутое угощение, неуверенно подносит ко рту, старательно жуёт, подавляя желание выплюнуть сырой гриб.

Какой же я идиот! Мне предлагают на перламутровом блюде душу моря, а я выискиваю какие-то гастрономические изыски...

С благодарностью принимаю подарок. О вкусе устриц может судить тот, кто ел в лесу сырые рыжики.

Hа катерах уже вовсю кипят приготовления к пиршеству. Современный прогулочный катер, это вам не хухры-мухры. Все удобства на борту, в том числе и кухня. Куры, вчера квохтавшие на миллионерском дворе, теперь скворчат в собственном жиру, вино разлито по бокалам, и с минуты на минуту будут готовы мидии.

Hа следующий день, дома, старый Поль приготовит мидии с соусом.

Возьмёт литр воды, полстакана белого вина, луковицу и пучок сельдерея.

В кипящую воду вольёт вино, бросит мелко презанные лук и зелень, а потом засыплет кастрюлю до самого верха тщательно перемытыми мидиями.

Солить не надо, в ракушках довольно солёной морской воды.