Станция назначения   ::   Лазарчук Андрей

Ну а с тобой мы хоть чуть-чуть, да уедим его, маленькую такую подляночку ему кинем, как ты на это смотришь?

"А я куда попаду в таком случае?"

Ну, брат, сказал черт, ты ведь своей смертью помрешь, когда время твое подойдет, тут уж тебя на весы - и куда перетянет. Так что за тебя мы еще поборемся.

"Значит, если я соглашусь, то еще не значит, что прямо к вам?"

Какой же ты, ей богу, сказал черт. Что ты везде подвохи ищешь? Нет здесь подвоха, все чисто, как весеннее утро. Мы ведь, черти, не такой уж плохой народ, как о нас болтают, и сочувствие имеем, и жалость, и вообще ничто человеческое нам не чуждо. Да и ада ты зря боишься. Конечно, климат у нас не ах, зато какая компания подобралась!

"А как это сделать? Чисто технически?"

Опять двадцать пять, сказал черт. Да ничего не надо делать. Только захотеть. Как захочешь по-настоящему, так и получится. Можно, прямо сейчас? А? И ее тоже?

Черт ткнул тросточкой куда-то мимо Генриха. Генрих чуть-чуть приподнялся (в голове тут же всколыхнулась и закружилась муть) и осторожно оглянулся. Ага, вот, значит, на чем я так удобно лежал. На ляжке этой бабы. Интересно, как она сюда попала? А, это не она попала, это я попал. Обычным путем. В смысле, через дверь. Вспомнил.

У женщины было рыхлое грязновато-белое тело, квадратный, как чемодан, зад и свалявшиеся обесцвеченные волосы. Она спала. Из уголка открытого рта свисал жгутик слюны.

М-да... Генрих на четвереньках кое-как добрался до кровати, повалился на нее - кровать заскрипела - и натянул на себя одеяло. Это я с ней, значит... Хорош.

Ну так как решим, спросил черт. Сейчас или потом сам?

"Потом, потом..." - пробормотал Генрих и заснул, как провалился.

Черт вздохнул и канул.

Ближе к вечеру Генрих сидел в маленьком коммерческом кафе на террасе на берегу моря и пил кофе. Никого больше в кафе не было. Буфетчик дремал, подперев щеку кулаком. Тишина и спокойствие. Будто бы и нет никакой войны... Кофе здесь подавали натуральный, ароматный, совсем довоенный, такого Генрих не пробовал лет, наверное, пять, и теперь с наслаждением просаживал последние деньги - благо, они были уже не нужны. После четвертой чашечки голова вроде прочистилась, и появились кое-какие мысли опасная роскошь для унтер-офицера императорской армии, но привычка и даже необходимость для экс-студента четвертого курса филологического факультета...

Думаешь, значит, ехидно сказал внутренний голос. Ну-ну. Давай, думай. Может, что и придумаешь. Наподобие пороха.

Если бы пороха... Почему это так: выдумываешь порох, а получается велосипед? Причем такой, что самому противно?

Да потому, что сдохнуть можешь так вот, наедине со своими мыслями, или слететь с катушек, или разбить башку о камни - и все равно ничего не произойдет. И война как шла, так и будет идти. За пределом границ, за сферы жизненных интересов, а между делом - против мирового коммунизма, еврейства, панславизма, технократии, анархизма, постиндустриализма, нонконформизма и чего там еще?.. Ну кто мы такие, скажите, что нам все не по нраву? Ведь действительно не по нраву, и дело тут не только и не столько в этом когда-то ефрейторе, потом кинозвезде, а ныне императоре...

Стадность, подсказал внутренний голос.

Стадность, согласился Генрих. Страх отстать от стада и просто страх, который трусость. Терпеть же их не могу, этих черных, затянутых, лощеных и вышколенных, и этого толстого дергунчика со значительным лицом и в горностаевой мантии - додумался! - а ведь все равно веду себя и поступаю так, как они того хотят. Перестану - раздавят. Совершенно автоматически. Как машина. Такая отлаженная и хорошо смазанная машина. С гаечками, винтиками и шестеренками, не ведающими, что творят. Или ведающими, но закрывающими глазки. Не я. Не только я. Только не я...

"...неследующие приговоры полевых судов довести до сведения войск и сделать предметом обсуждения.