Старшие Арканы   ::   Уильямс Чарльз

Чему она улыбается? Нэнси сообщила неопровержимый факт, касавшийся последних лет жизни Дункана, и теперь Кенинсби не мог сообразить, как лучше выпутаться. Но Сибил-то чему радуется?

— Я буду вам очень признателен, — вступил в разговор молодой человек. — Мне в самом деле интересно! Наверно, это у нас в крови, — добавил он, подшучивая над Нэнси.

— Ты и гадать умеешь? Погадаешь мне? — щебетала она.

— Немного по картам, немного по руке, ну и немножко по звездам, — сообщил он.

— По руке я и сама могу, — объявила Нэнси. — Я гадала папе и тете тоже. Я только не смогла прочесть папину линию жизни — она вроде кончается на сорока, а он вот он — живой.

М-р Кенинсби, ощущая себя скорее на том свете, чем на этом, опустил голову.

— А мисс Кенинсби? — спросил Генри, слегка наклонившись к ней.

— Она, по-моему, собирается жить вечно, — заявила Нэнси. — У нее линия жизни даже под палец уходит.

Генри странно поглядел на Сибил, но ничего не сказал, и разговор о хиромантии оборвался, когда Ральф заявил, что всякий там спиритуализм и тому подобная ерунда — просто вздор.

— Как вы собираетесь узнать по моей ладони, что в пятьдесят я заболею, в шестьдесят мне перестанет везти, а в семьдесят я уеду в Занзибар?

— Руки — штука странная, — сказал Генри. — О линиях на них до сих пор мало что известно.

— Да? — удивился Ральф.

— Таких красивых рук, как у тети, я ни у кого не видела, — Нэнси искоса взглянула на Генри и отметила, как изумленно шевельнулись его брови. Что и требовалось. Пусть посмотрит и сравнит потом. У нее тоже красивые руки. И все остальное, между прочим, не хуже, чем у других. Она легонько коснулась его плеча и добавила:

— Посмотри сам.

Все посмотрели, даже сама Сибил благосклонно взглянула на собственные руки и мягко согласилась:

— По-моему, довольно милые.

М-р Кенинсби мысленно отметил, что сестра, как всегда, отличилась. Человеку не пристало хвалить самого себя. Что люди подумают, если он вдруг примется утверждать, будто лицо у него «довольно милое»?

— Просто замечательные, — убежденно сказала Нэнси.

— Классные, — подтвердил Ральф.

— Они прекрасны, — серьезно произнес Генри.

— Я видел потрясающую руку в Британском музее, — начал м-р Кенинсби, ощутив, что и ему пора сказать веское слово, — какого-то царя, наверное, египетского. Гигантская голова, а перед ней — огромная рука со сжатым кулаком. — Он для наглядности сжал кулак.

— Я знаю, о чем вы говорите, — кивнул Генри, — это статуя Рамзеса, а рука называется «Рука власти».

— Рука Власти! Мне показалось, что такая рука больше подходит убийце. Нет, конечно, это величественно, — и Нэнси без всякой связи с предыдущим добавила:

— А перед кофе, пожалуйста, покажи нам карты.

Кенинсби опять не нашелся с ответом и мрачно согласился. Когда все поднялись, ему пришлось уточнить у сестры:

— Где они, Сибил?

— В ящике, у тебя в кабинете, — отозвалась она. — И каталог там же.

— Каталог? — поразился Ральф. — Да он был пижон! Завести, что ли, каталог своих старых теннисных ракеток?

— Эти карты, — подчеркнуто торжественно произнес м-р Кенинсби, — не какие-то там потрепанные игральные колоды. Это весьма ценная и редкая коллекция знаменитых карт, в некотором смысле, полагаю, бесценных. Собрать ее стоило немалых трудов.

Нэнси ущипнула Генри за руку, когда они вслед за ее отцом выходили из комнаты.

— Знаешь, он ведь говорил то же самое и раньше, пока они ему еще не принадлежали, я сама слышала.

— Ты говоришь, бесценные? То есть стоят больших денег? — заинтересовался Ральф.

— Не могу сказать наверняка, сколько заплатили бы коллекционеры, но речь идет о весьма значительных суммах. — С этими словами м-р Кенинсби открыл большой деревянный ящик и, вспомнив о Британском музее, повторил мрачно:

— Весьма и весьма значительных.