Ставка больше чем жизнь   ::   Бирюк Александр

- Значит, все-таки есть? - осторожно спросил Паралеев, торжествующе косясь на Сидорова.

- Да, есть, - уже уверенней произнес Петров.

- Эй, расскажи! - раздалось сразу несколько голосов.

... Петров был тихим человеком хилого телосложения, в том возрасте, про который милостиво говорят: "средних лет". Он был небрит, и брит, наверное, никогда не бывал. С виду он походил на самого заурядного бомжа, одного из тех, в которых часто превращаются угнетенные злой жизнью интеллигенты. Петров этот появился на киностудии год или два назад, и его появление осталось практически незамеченным. О нем мало кто что знал доподлинно, близких друзей он не имел, впрочем, дальних тоже, кроме всяких там приятелей-собутыльников. Был он большей частью нелюдим и молчалив, по крайней мере своими мечтами, горестями и печалями ни с кем не делился. Пил он много, и не раз был замечен в злоупотреблении парфюмерными изделиями. Понять его в этом было невозможно - рабочие на киностудии одеколон пить были не приучены, потому что за работу им платили вполне приличные по меркам нынешних времен деньги. Но куда Петров девал все свои средства, никто не знал. По киностудии ходил анекдот, что Петров копит на персональную кинокамеру, чтобы поставлять хронику для телепередачи "Бросайте пить!"

... Как бы там ни было, а кроме одеколона у Петрова имелось еще одно необъяснимое для человека его сорта увлечение - он живо интересовался всеми новинками студийной пиротехники, и среди его сопитух были практически все работники и даже некоторые руководители химической лаборатории киностудии.

- Давай, Петров, рассказывай. - повторил Федоров.

Петров надрывно откашлялся и придвинулся поближе к костру. Его лицо вдруг приняло такое вымученное выражение и стало таким жалким, словно он уже сожалел о том, что какой-то черт дернул его за язык. Но увиливать от рассказа было поздно.

- Только сразу предупреждаю. - заговорил он, что-то обдумав в уме. что лично я ничего не видел. Но видел человек... которому я верил больше остальных на свете. И не просто видел, а сам побывал на этой тарелке.

Раздались тихие возгласы удивления.

- Неужели?.. - зачарованно спросил Качалкин.

- Раньше ты почему-то об этом не рассказывал, - недоверчиво сказал Иванов.

- Да раньше не до того было. - ответил Петров. - Раньше не было надобности. Можете не верить, а можете и верить, это не имеет для меня абсолютно никакого значения. Но и эта история - совершеннейшая правда. Понятно? У меня нет никаких оснований не доверять моему товарищу. Он мне рассказал и я безоговорочно поверил, сто так и было на самом деле... К тому же все признаки абсолютной достоверности происшедшего с ним были на лицо.

- Какие признаки? - с замиранием сердца спросил Паралеев.

- Такие... - взгляд Петрова словно подернулся дымкой воспоминаний. Он вернулся оттуда совсем седой. А через два дня... - трагически добавил он, подумав, - умер.

Наступила гнетущая тишина.

- А отчего умер? - наконец осторожно спросил Иванов.

Петров взял в руки прут и стал задумчиво ковырять им в костре. Все в упор глядели на него. Казалось, от Петрова исходит какой-то неведомый магнетизм, накрепко приковавший внимание слушателей. И никто не замечал, как сильно дрожат его руки.

- Он поведал мне страшную историю... - продолжал Петров. - Очень страшную. Мне не хотелось бы верить в то, что ТАКОЕ может быть на самом деле, но...

Прут полетел в костер и вспыхнул ярким пламенем. А когда он испепелился, Петров уже пришел в себя. Он закурил папиросу и стал говорить тоном заядлого рассказчика:

- Поведал он об этом, конечно же, не только мне одному. Он пытался предупредить и других. Но вы прекрасно понимаете, что обычно таким попыткам грош цена.