Страна, о которой знали все   ::   Бушков Александр Александрович

Одним махом я уничтожил бравого полковника и его воинство, но Райли узнает об этом, когда сообщение передадут по радио, а мои преследователи — и того позже.

Устав кружить по городу, я вспомнил о своем охотничьем домике и помчался туда. Предварительно я позвонил Райли, но его не оказалось на месте, его как раз вызвали к шефу. Ободренный (это могло означать и то, что шеф уже слушал радио), я сообщил секретарше, что именно она должна передать генералу, — в том числе и то, что моя жизнь зависит теперь только от него. Я мало надеялся на его чувства, но все же слишком многое нас связывало. Ночь напролет я просидел в домике, сжимая винчестер и вслушиваясь в каждый шорох, измученный голодом и жаждой, загнанный в угол. А утром на опушке появился знакомый голубой автомобиль. И еще один, серый.

Последние штрихи



Сейчас уже середина дня. Они пока не предпринимают попыток атаковать — печальный пример того, которого я уложил при первой попытке, их, судя по всему, не особенно воодушевил. Утащив своего раненого, или, надеюсь, убитого, они стали палить из автоматов, укрываясь за деревьями, но скоро поняли, что этим многого не достигнешь, и перестали. И они, и я определили уже, что их верный шанс — темнота. Осветят домик фарами, швырнут что-нибудь зажигательное, и мне придется выстрелить себе в висок — лучше уж это, чем попасть к ним на допрос. Райли, кажется, ждать уже бесполезно, скорее всего, он решил превратить в очередную жертву гванеронской разведки и меня.

Между деревьями показался белый лоскут, потом человек, размахивающий им, вышел на открытое место и направился к домику. Я прокрался к простенку и встал так, чтобы видеть окно, выходящее на противоположную от парламентера сторону. Эти их штучки давно известны, в стычках с федаинами они применяют именно такой способ — пока с одной стороны звучит записанный на пленку призыв сдаться, с противоположной тем временем подбирается поближе пулеметчик.

Господи, да ведь это Райли с белым флагом! Я уронил винчестер, выбежал на крыльцо и бессильно опустился на ступени, меня била дрожь.

— Ах ты, блудный сын! — Райли отшвырнул белый платок, достал из карманов кипу газет и плоскую фляжку. — Глотни-ка.

Я высосал фляжку досуха, потом сказал: — Тэд, пошли побыстрее в машину, зябко что-то. В машине я набросился на газеты. На первых полосах красовался портрет полковника Мукиели в траурной рамке. О покойном было сказано много теплых слов, за ним признавали крупные заслуги в деле борьбы с коммунистическим проникновением в Африку. Посмертно он был награжден нашим военным орденом. О его смерти и разгроме его подразделений было написано с подробностями, которых не знал и я сам, и это было интересное чтение. Я перебирал газеты и вдруг наткнулся на улыбающуюся физиономию Бэйба, обведенную черной каймой. . Ниже сообщалось, что наш резидент в Гванеронии капитан Корберс погиб вместе со всем штабом Мукиели, и нация скорбит, посмертно наградив его и присвоив его имя строящемуся эсминцу.

— Увы, друг мой, увы, — сказал Райли в ответ на мой растерянный взгляд. — Гроб на лафет, он ушел в лихой поход… Я был уверен в тебе, но не вполне уверен в нем. Кстати, мы с тобой тоже награждены военными орденами, но, слава богу, не посмертно. Я получил вторую звезду, ты — полковника.

— Значит, историю замяли? — с облегчением спросил я. — Все сойдет с рук?

— Ну конечно, а как же иначе? Можно было дождаться сразу. Что же, шеф отважился бы признаться, что свалял дурака, а правительство и министерство обороны — что отпустили на сорок пять миллионов оружия призраку? А сенаторы и президент, у которого, кстати, на носу выборы — что бухали в колокола, не заглянув предварительно в школьный учебник географии?

— Значит, наши деньги…

— Останутся при нас.