Странник и время   ::   Гор Геннадий

В этом голосе есть что-то знакомое. Где и когда я его слышал? И только через несколько мгновений я догадался, что слышу самого себя. Кто-то включил электронный аппарат, мою память. "Всеволод Николаевич, - умоляет мой голос, - Всеволод Николаевич, поймите! Я слишком молод для мемуариста. И, кроме того, я не могу вспоминать по заказу! Не могу!" До меня доносятся мои слова, произнесенные триста лет назад. Затем наступает пауза. Тишина. По-видимому, аппарат выключили. Звук собственного голоса, только что слышанный, словно позвал меня из исчезнувшего времени. Я вздрогнул. Потом я долго лежал с сильно бьющимся сердцем, словно навсегда утраченное прошлое было туг же, рядом со мной. Тут, рядом. Что это значит? Не значит ли это, что я сейчас увижу родных и друзей? Всех, кроме Оли. Время Оли еще не наступило. Она улетела в далекий космический рейс и должна вернуться на Землю приблизительно через триста обычных земных лет. Могу ли я увидеть снова старушку мать и сына Колю, шестилетнего мальчугана?

* * *

Утром, прежде чем идти на работу в институт, я завозил Колю в детский сад на Васильевском острове, а вечером после работы заезжал за ним. Он уже ждал меня в коридоре, возле своего гардеробчика, где висели его шубка и шапка. Он сам надевал шубку и боты и шел со мной к троллейбусной остановке. Однажды он спросил меня: - Скоро вернется мама? - Я не ответил. Он посмотрел на меня и повторил свой вопрос: - Скоро? Я промолчал. Не мог же я ответить ему, что его мать вернется через несколько сот лет, когда не будет на земле ни его, ни меня, ни наших внуков и правнуков. Для нас с ним и для всех наших современников она умерла. Но она была жива, она летела в космическом пространстве, и тонкий, как игла, пучок электромагнитных волн и световых лучей, посланных с атомной радиостанции космолета, пока сообщал нам о ее самочувствии и здоровье. - Скоро? - снова спросил Коля. - Нет, не скоро, Коля. Очень не скоро. Я смотрел на свои ручные часы, где лихорадочно быстро двигалась красная секундная стрелка. Там, на космическом корабле, где жила Ольга, часы на много лет отставали от моих. Но если бы я стал объяснять это Коле, он бы не понял меня. Шестилетним детям невозможно объяснить теорию относительности. Детям? Да и взрослым очень трудно понять, что время замедляется от скорости движения. Нужно буквально вывернуть логику наизнанку, чтобы понять и поверить в то, что наши с Колей дни равняются почти минутам там, где сейчас пребывает Ольга. В выходные дни я гулял с Колей, читал ему сказки. Я еще тогда не думал о том, что я добровольно покину его. Для меня он так и остался шестилетним белобрысым Колей. А ведь он стал Николаем Павловичем и, возможно, дожил до глубокой старости, так и не дождавшись возвращения матери и пробуждения отца. Я лежал с сильно бьющимся сердцем, словно прошлое было тут, за стеной.

* * *

Биофизик подошел ко мне и сказал приветливо и спокойно: - Здравствуйте, Павел Дмитревич. Как вы себя чувствуете? Хотя он не раз посещал меня, я не знал его имени. И вот сейчас я спросил, как мне его называть. - Павел Погодин, - ответил он. - Но ведь я Павел Погодин! Я! - Я тоже, - ответил он ласково и тихо. - Однофамилец? - Не совсем. Отчасти и родственник. И к тому же тезка. У вас есть возражение? - Помилуйте! Как я могу возражать? Законы природы... - Да, ничего не поделаешь. Законы... Я прямой ваш потомок. Если вы не забыли, после наступления вашей временной смерти остался ваш сын. - Коля? - Николай Павлович, - поправил он меня. - Он женился. У него было четверо детей. - Боже мой, ведь ему было всего шесть лет! - Но к шести годам вы должны прибавить еще триста. - Моя логика все еще не может освоить этот странный факт. Мне все еще кажется, что я приду домой и увижу Колю. Вчера меня вдруг охватило беспокойство.