Напролом   ::   Фрэнсис Дик

В печали она казалась красивее, чем в радости. Такое с ней часто бывало. Внезапно мне в голову пришла одна мысль, и я, не раздумывая, напрямик спросил:

— Холли, ты что, беременна?



Глава 5

Бобби был ошарашен.

Холли пронзила меня взглядом своих светло-карих глаз, в которых читались тревога и возбуждение.

— С чего ты взял? — спросил Бобби.

— Не знаю.

— У нее только небольшая задержка. Мы еще не делали никаких анализов, — сказал Бобби. — Ты ему, наверно, сказала! — с упреком обратился он к Холли.

— Нет, я ему не говорила. — Холли покачала головой. — Я просто как раз подумала, как я была счастлива, когда проснулась в пятницу и почувствовала, что меня тошнит. И подумала — какая ирония судьбы! Мы столько времени хотели зачать ребенка, и вот, когда нам, наверно, наконец удалось, это случилось в такое время, когда нам только ребенка и не хватало.

Бобби нахмурился.

— Ты ему, наверно, сказала! — повторил он. Голос у него был раздраженный. Что он, ревнует, что ли?

— Да нет, я ему не говорила... — неуверенно сказала Холли.

— Ну да, вчера, когда вы ехали сюда! — настойчиво сказал Бобби.

— Послушай, — вмешался я. — Забудь о том, что я это сказал. Какое это имеет значение?

Бобби взглянул на меня с негодованием и, уже мягче, на Холли. Похоже, ему внезапно пришла в голову новая мысль.

— Это вроде того, о чем ты мне когда-то говорила? — недоверчиво спросил он. — Что вы с Китом читали мысли друг друга, когда были детьми?

Она неохотно кивнула.

— Но этого не было уже много лет.

— Да, теперь этого не бывает, — согласился я. — В смысле то, что было сейчас, — это случайность. Возврат к прошлому, так сказать. Наверно, больше этого не повторится.

"Ну а если и повторится, — подумал я, — буду думать, что говорю.

Случайные мысли следует просеивать".

Я прекрасно понимал ревность Бобби, потому что сам почувствовал нечто подобное, когда Холли впервые сообщила мне, что влюбилась. Когда Холли призналась мне, в кого именно она влюбилась, ревность быстро сменилась более объяснимой тревогой, но я хорошо помню острое нежелание делить ее с кем бы то ни было. Как это так: мое место ближайшего друга займет какой-то чужак!

Честно говоря, эта внезапная ревность меня самого немного шокировала.

Я никогда раньше не задумывался о природе чувств, которые я испытываю к своей сестре, но тут принялся копаться в себе и сделал успокоившее меня, хотя и несколько печальное открытие, что Холли может сколько угодно спать с Бобби, меня это не волнует; я боялся утратить духовную близость с ней.

У меня, разумеется, были женщины и до того, как Холли вышла замуж, и после; но все это были просто недолговечные романчики, куда менее серьезные, чем то, что было у Холли и Бобби. «Ничего, — думал я, — у меня еще все впереди; может быть, когда-нибудь...» и прочие банальности в том же духе.

Бобби поверил — или, по крайней мере, сделал вид, что поверил, — что обмен мыслями между нами с Холли не повторится, но нам с нею стоило переглянуться, как мы сразу поняли, что это не так. Если мы захотим, так сказать, настроиться друг на друга, старая привычка вернется.

Весь вечер мы старались не возвращаться к главной теме: кто и зачем это сделал, и в конце концов устало легли спать, так и не найдя толкового ответа. Я снова лег спать одетым, на случай, если появится Грейвс. Впрочем, я был уверен, что даже если он и хотел вернуться, то уже передумал. Я ошибался.

Звон колокольчика разбудил меня в половине четвертого ночи, и не успел он перестать звонить, как я уже натянул ботинки, выскочил из дома и побежал по дорожке, следуя плану, который мы с Бобби разработали накануне вечером.

Я выбежал в ворота — они были открыты, — и в самом деле, на придорожном лугу, где время от времени останавливался цыганский табор, стоял грузовик.