Сумеречные миры   ::   Добряков Владимир

Именно она по команде Магистра извлекла мою Матрицу [1] из сознания летчика Андрея Злобина за мгновение до того, как ведомый его рукой горящий «Як» был готов врезаться в немецкое бензохранилище. Сейчас я уже привык к внедрениям и резким переходам из одного состояния в другое. А тогда…

Я почувствовал себя на том свете, и Лена показалась мне ангелом или демоном. Понимай, как нравится. Впрочем, в ней всегда сочеталось и ангельское, и демоническое. А как я возмущался, когда Магистр объяснил мне, что дорога в мое время для меня навсегда закрыта! Как я возмущался тем, что мне предлагали делать! Вмешательство в дела других фаз! Коррекция исторического процесса и так далее. И только Лена: ее беседы, ее такт и ее любовь; да, наша любовь сыграла в моем решении не последнюю роль.

Первое свое задание я выполнил, еще не начав обучения, и сразу же напортачил. Я тогда еще не имел никакого представления о том, что все действия хроноагента в Реальных фазах тщательно рассчитываются во избежание отрицательных последствий. Вместо того чтобы ни на йоту не отклоняться от задания, которое сформулировал мне Магистр, я проявил инициативу. Сейчас я усмехаюсь, вспоминая свою наивность. Подумаешь, сдал ФБР резидента итальянской разведки! Хорошо, что обошлось без серьезных последствий. Вправив мне мозги, Магистр запряг меня в учебу. Как я умудрился за столь короткий срок переварить такой объем информации и сдать столько зачетов и экзаменов? Впрочем, без помощи Лены и Магистра я бы никогда не справился с этой бездной премудрости. Особенно с темпоральной алгеброй.

А еще вернее, все началось 4 мая 1941 года, по летосчислению той фазы, куда по ошибке магистр забросил мою Матрицу. Все произошло случайно. А ошибку заметили только тогда, когда менять что-либо было поздно.

Короче говоря, заснув в номере гостиницы в 1991 году, я проснулся в той же гостинице, но в мае 1941 года. Я едва не сошел тогда с ума. И сошел бы. Но Магистр вступил со мной в контакт, объяснил ситуацию и обрисовал то задание, которое я волей случая должен был теперь выполнять. Нельзя сказать, что я пришел в восторг, но деваться мне было некуда, разве что в дурдом или под трибунал. Так я почти на полгода (и каких полгода!) стал Андреем Злобиным [2] , летчиком-истребителем 129-го авиаполка в составе дивизии особого назначения.

Началась война, началась боевая работа. Мы делали от четырех до шести вылетов в день. Дивизии поручали самые тяжелые и опасные операции. И мы с ними справлялись. Правда, многое приходилось осваивать на ходу. Я составлял исключение, мне было легче, чем другим. Еще в летном училище я освоил тактику ведения воздушного боя, выработанную Сафоновым, Покрышкиным, Глинками, Кожедубом и другими асами минувшей для меня войны. И по мере возможностей я передавал этот опыт своим новым товарищам.

Все то время, пока я находился в 41-м году, я ломал себе голову над неразрешимой проблемой. Если все складывалось совсем не так, как я знал, то почему это никоим образом не отразилось на нашей истории, точнее, на сегодняшнем дне. И только когда я попал в Монастырь, Магистр объяснил мне, что я действовал не в своем Мире, а в другом, который отставал от моего ровно на пятьдесят лет.

На войне, как на войне. Там царят смерть и слепой случай. Только они постоянны и непреложны. Все остальное зыбко, преходяще и краткосрочно. Так краткосрочно и зыбко оказалось мое счастье, которому завидовал, за которое радовался и которое берег весь наш полк. В день, который мы с Ольгой назначили для нашей свадьбы, случайная бомба, сброшенная с «Юнкерса», удирающего от истребителей, попала в дом, где была развернута операционная полевого госпиталя нашего корпуса. Военврач Колышкина Ольга Ивановна в этот момент оперировала.

Я остался в 41-м году один.