Сумеречный мир   ::   Андерсон Пол Уильям

 — Он обогревает окружающую среду настолько быстро, что люди, приезжающие к нам, не перестают удивляться изменениям. Но чтобы сделать планету пригодной для жилья, придется подождать, по крайней мере, еще одно столетие, и, когда мы завершим наше дело, я буду седым и дряхлым стариком. Жаль, что нельзя преобразить такую большую луну или малую планету за одну ночь. И все же я помню ее в дни моего детства. Тогда здесь не было даже гидросферы, и люди только начинали выпускать кислород на поверхность. — Безбрежность пространства наполняла его гордостью и восторгом. Он повернулся к гостю и удовлетворенно улыбнулся: — А я не думал, что это произведет на тебя такое впечатление. К тому же ты прилетел с самой роскошной планеты нашей системы. — Он вытянул руку к звездам. По его перчатке струился холодный темно-желтый свет. — Видишь ту зеленую звезду? Да, ту, что у самого Лео. Это твой дом.

— Мы, марсиане, питаем огромное уважение к таким проектам, как ваш, — сказал Дэнивер. — Неужели ты думаешь, что наш мир создавался по-другому?

— Но с тех пор прошло столько лет.

— И все же мы не забыли.

Они снова замолчали. Впрочем, их беседы всегда отличались немногословностью. Чуткому разуму хватало жеста, краткой фразы или восклицания, прозвучавшего в безмерном контексте ночи.

Раса по-прежнему сохраняла тенденцию к соматическим изменениям, которые определялись условиями окружающего мира, и неудивительно, что тела двух друзей абсолютно не походили друг на друга. Но размеры, форма и метаболические потребности давно перестали иметь для людей какое-то социальное значение.

Холод усилился. Несмотря на гибкий скафандр и надежную защиту, Дэнивер почувствовал жестокий напор безжалостной стихии. Он поежился, и Орна, заметив это, тут же корректно предложил:

— Если хочешь, мы можем вернуться под купол.

— Нет, спасибо. Пока еще нет.

Гость повернулся к планете-гиганту. Ослепительный свет ударил в глаза, и на какой-то миг его сознание погрузилось в Юпитер, став частью огромного космического тела, а значит, и всей Вселенной. Да, ему нравились встречи и философские беседы о создании новых миров, но сюда его влекло именно это необъяснимое чувство духовного слияния с космосом.

Он с трудом оторвал взгляд от чарующей картины и почувствовал печаль — ту самую печаль, которая всегда приходит вслед за трансцендентным переживанием. Его лицо помрачнело, и он тихо сказал:

— Когда-то там тоже бурлила жизнь.

— Что?

Орна взобрался на голую скалу и подошел поближе. Звуки его шагов прозвучали в разреженной атмосфере неожиданно громко.

— Я о Земле. — Взгляд Дэнивера скользнул по небу, но он так и не нашел планету, о которой говорил. — Несколько лет назад мне довелось побывать там в качестве эксперта одной из археологических экспедиций.

— Неужели? А я думал, эта область науки уже исчерпала себя. Сколько веков вы, марсиане, уже копаетесь на Земле?

— Немногим меньше, чем жили там древние люди. С тех пор прошло около миллиона лет. Недавно мы нашли кремневые наконечники и керамические сосуды. Слой раскопок указывал на то, что они принадлежали последним жителям Земли. Это наиболее поздние находки, и они датируются едва ли не тем же столетием, что и Заключительная война. А значит, планета была по-прежнему обитаема, и ее население принимало участие в переселении на Марс.

— Это когда земная биосфера начала разрушаться?

— Да. Мы можем судить о тех событиях только приблизительно. Но некоторые документы сохранились, и просто страшно подумать, каким малочисленным оказался Великий исход. Если бы не Аларик Вэйн, создание самодостаточной экологии на Марсе затянулось бы как минимум на десятилетие, и тогда разумная жизнь в нашей Солнечной системе просто перестала бы существовать.