Свеча   ::   Талалаев Владимир

Под ними расстилались залитые призрачным ночным светом земли, мелькнула залитая Луной уснувшая деревенька, негромко вскрикнула ночная пичуга... В мелодию ночи вплелся звук серебра -- это зазвенели из ниоткуда струны лютни. Звонкие струны итанского серебра.

Друзья шли все дальше от ненавистного замка, где было все, но не было свободы, и свежий ветер развевал им волосы, освежал и бодрил. А за спиной таял одинокий свечной огонек. Оттуда, из прерывистого сияния за спиной, чистый голос Менестреля начал новую, незнакомую песню. Ее слова подталкивали ребят вперед, как ветер -- паруса.

Нас не остановить, мы начали движение вспять,

Опять мелькают за окном вагона огни фонарей.

Ночной вокзал... Он родился впереди, словно слепившись из облака, отдыхающего на лунном луче. Слегка призрачный, размытый в сумерках, он манил к себе и в то же время казался сном. И даже странный стреловидный поезд, промчавшийся мимо него, не развеял призрачности. Из-за спины продолжал звенеть голос Менестреля:

Запомни этот вокзал,

запомни, прежде чем отправишься спать.

Запомни все, ты вряд ли заново окажешься у этих дверей.

Я поднял глаза, взглянув в глубокое ночное небо. Оно было совсем не таким, как из окон Замка. И я впервые понял, что такое безграничье.

Бездонное межзвездное пространство. Летят звезды и странные структуры. Небесная механика... Приглядись -- и воочию увидишь орбиты планет... Откуда-то сбоку-справа появляется среди звезд лицо Флейтиста. Он словно подыгрывает с небес Менестрелю... И в это время его флейта превращается в вытянувшийся в линию Поезд, который устремляется вдаль, в бесконечность... Флейтист растворяется в темноте небес, и только голос Менестреля по-прежнему с нами:

А впереди -- темнота,

Лишь изредка разорванная стуком колес.

Ты слышишь? Словно с листа

Играет флейта музыку слез...

А вокзал -- вот он, уже рядом. Нависает над нами, вполне материальный и настоящий. Лунная дорожка плавно вливается в привокзальную площадь.

Привокзальная площадь. Единственное, что отделяет нас от цели... Какие-то псы, псы, псы на ней, которые лезут лизаться, а алый блеск глаз уже напоминает об их клыках. Но встретив кинжальный взгляд беловолосого мальчишки, оборотни скалятся и в нерешительности останавливаются. Это не те добрые оборотни, к которым я привык в Замке, эти готовы кусать всерьез, и пена стекает с их клыков. Тут Том гортанно вскрикивает, и с его пальцев летит в псов сноп синеватых молний. Поджав хвосты, твари отступают во тьму за мгновение до того, как беловолосый мальчишка выхватывает из ниоткуда катану с черной рукоятью... Я понимаю, что это не последний бой, и потому не удивляюсь, что теперь и Том напевает вместе с вездесущим Менестрелем, словно заклинание Пути творит:

Но нас не остановить, мы начали движение вспять,

На нас катится свинцовое время тяжелой рекой.

Еще не время уходить, еще не время устать,

Но продолжается скольжение вниз, там ожидает покой !

...На место псов-оборотней выходит из суеты вокзала прекрасная дева и манит к себе. Она прекрасна в своей бледности. Почему-то запомнился такой штрих: на одной руке у нее ногти покрыты черным лаком, на другой -- голубым. Я делаю шаг к ней, но Том одергивает меня. Не понимая, что творю, я отталкиваю его. Меня тянет к этой деве, как магнитом. К ее улыбке, более загадочной, чем улыбка Джоконды.

Тогда мой друг замахивается на нее катаной. Но от ее взгляда клинок покрывается инеем и рассыпается льдистым крошевом. А меня тянет и тянет к ней, к этой незнакомке. Я словно примерзаю к ней. Кажется -- еще миг, и я буду готов ради нее вернуться в Замок...

Том вскинул руку. Конус света вырвался с его ладони. Точнее -- с маленького диска на ней.