Наследство смертника   ::   Утгер Майкл

Все это связано с активной здоровой жизнью. Делать отчеты о смерти мне не приходилось.

— У вас получится. Свой отчет вы слепите, не успев доехать до города. Дело пустяшное.

Дверь, перед которой мы стояли, неожиданно распахнулась. Человек, выросший на пороге, громогласно произнес:

— Свидетели могут зайти!

Мои ощущения в эту минуту можно было сравнить лишь с тем, что испытываешь в очереди к стоматологу. Мы прошли внутрь и оказались в том самом куполе. После мрачного предбанника, белизна стен и яркий свет прожекторов ослепляли. Размеры купола не казались такими значительными, каким это сооружение выглядело с улицы. Может быть, потому, что здесь не было окон. Мы растянулись в шеренгу и образовали живую подкову. Дверь за нами захлопнулась. Помещение напоминало манеж, разделенный на две неравные части. С одной стороны деревянного барьера стояли мы, другая пустовала. Все ждали, глядя на дверь в противоположной стене, словно из нее появится Санта-Клаус с рождественскими подарками. Мое внимание было приковано к центру зала. Подобных сооружений мне видеть не приходилось. Стеклянный колпак, похожий на перевернутый граненый стакан, врастал в пол. Верхняя часть уходила под своды купола. Человека три в него могли бы втиснуться, но он предназначался для одного. Для привилегированной личности, единственной среди присутствующих на сборище, которой придется сесть. В центре колпака стояло железное кресло с высокой спинкой, сплошь увешанное ремнями, словно выброшенными на берег водорослями. Не зная, для чего предназначен этот трон, можно относиться к нему спокойно, но только не с моей необузданной фантазией. В голове тут же мелькнула шальная мысль, что сижу на нем я. По телу пробежала дрожь. Стоящий рядом Чивер взял меня под руку.

— Вы очень впечатлительны, Ной, Не принимайте все так близко к сердцу. К смерти надо относиться философски. За сутки на нашей грешной земле умирает около миллиона человек, а рождается еще больше. Жизнь продолжается. И если из нее уйдет какой-то подонок, наша жизнь станет, пусть на самую малость, но поспокойнее.

Его философия меня не интересовала.

— Кому понадобилось сооружать эту витрину? — спросил я, указывая на колпак.

— После того, как Мариет Гринсберг пристрелила своего мужа в этом кресле, отобрав хлеб у палача, губернатор Хигинс распорядился изолировать смертников от свидетелей. Стекла пуленепробиваемые. — Он покосился в мою сторону и усмехнулся. — Расслабьтесь, Ной. Дело не стоит выеденного яйца. Сейчас парня выведут, примотают к креслу, палач опустит рубильник и… Минута, не больше. Накиньте еще несколько минут на сигарету.

— Сигарету?

— Ну да. Обычная формальность. Перед казнью, каждый смертник имеет право на последнее слово, заявление, прощание с родственниками или просто выкурить сигарету. Обычно так и делают. Тянут время.

— Неужели за этим интересно наблюдать? Зевак собралось больше дюжины.

— Зевак сюда не пускают, они остались за воротами. Здесь собрались люди, выполняющие свои обязанности. К примеру, я должен убедиться, что казнят Хэммера, а не подставное лицо. Медики зафиксируют смерть. Начальник полиции поставит точку в деле и сдаст его в архив. Вы проинформируете общественность о свершении правосудия. Каждый делает свое дело.

Я заметил среди присутствующих Тимоти Рума, шефа криминальной полиции города. Мне не сразу удалось его узнать. Я привык видеть его в форме, а сегодня на нем был дорогой костюм из твида, белая сорочка и шелковый синий галстук. В студенческие годы мы дружили, вместе играли в регби и оба были центральными нападающими, правда, в разных командах. Тим крепкий парень, мы частенько мерялись силой и, как правило, он побеждал, хотя бог не обидел меня мышцами и ловкостью.