Не говори никому   ::   Кобен Харлан

Официант-китаец, как оказалось, понимал только по-испански. Шона, одетая в безупречный синий костюм, нахмурилась:

– Это что, мясо Му-шу [4]  в черепашьем панцире?

– А ты попробуй, – посоветовал я.

Мы познакомились в первый день учебы в колледже. При составлении списков куда-то пропала буква "а", и вместо Шоны появился Шон. В итоге нас поселили в одну комнату в общежитии. Мы сначала хотели сообщить об ошибке в администрацию, но разговорились и неожиданно почувствовали растущую симпатию. Шона поставила мне пиво, и через час мы решили оставить все как есть. А то еще неизвестно, каких придурков могут к нам подселить.

Я поступил в Амхерст, знаменитый частный колледж в западном Массачусетсе. И если есть на свете место, где собирается больше маменькиных сынков, чем там, то я его не знаю. Элизабет, наша школьная звезда, выбрала Йель [5] . Конечно, мы могли поступить куда-то вместе, однако, обсудив все «за» и «против», решили, что надо вести себя по-взрослому и серьезно проверить наши отношения. Вы спрашиваете, что из этого вышло? Мы дико скучали друг без друга, разлука лишь укрепила чувства, придав им налет романтического страдания.

Слащаво, я знаю.

– Посидишь сегодня с Марком? – спросила Шона с набитым ртом.

Марк был моим пятилетним племянником. Незадолго до окончания института Шона начала встречаться с Линдой. Семь лет назад они поженились, продуктом этой так называемой любви и стал Марк. Ну, конечно, не без помощи искусственного осеменения. Линда выносила ребенка, а Шона усыновила. Будучи несколько старомодными, они надеялись, что сын вырастет настоящим мужчиной, и я был призван олицетворять мужское влияние.

Короче, если вспомнить, что творится на работе, моя жизнь явно напоминает шоу «Семейка Осборн».

– Без проблем, – отозвался я. – Как раз хотел посмотреть новый диснеевский мультик.

–  Ой, он замечательный! Не хуже «Покахонтас».

– Вот и отлично. А куда вы собрались, если не секрет?

– Очередное дурацкое мероприятие. Теперь лесбиянки в моде, и наша общественная жизнь стала чересчур бурной. Порой я даже жалею о временах, когда приходилось прятаться по туалетам.

Я заказал себе пиво. Не надо бы... а, ну ладно, одно – не страшно. Шона последовала моему примеру.

– Итак, ты расплевался с этой, как ее там...

– Бренди.

– Точно. Классное имечко! У нее, случайно, нет сестренки по имени Виски?

– Мы всего лишь пару раз встретились.

– Я рада, она мне совсем не нравилась – ни кожи ни рожи. У меня для тебя есть кое-кто получше.

– Нет, спасибо.

– У нее потрясная фигура!

– Перестань сватать мне своих подружек, Шона. Пожалуйста.

– Объясни, почему?

– Помнишь ту, последнюю?

– Кассандру?

– Ее.

– И что с ней не так?

– Все так, кроме одной маленькой проблемы – она лесбиянка.

– О Господи. Бек, ты просто шовинист какой-то!

Зазвонил мобильник Шоны. Она откинулась в кресле и, разговаривая, изучала мое лицо. Затем, рявкнув что-то резкое, отключилась.

– Мне пора бежать, – вздохнула она.

Я махнул официанту.

– Заходи завтра вечером, – предложила Шона.

– Что, у лесбиянок нет никаких планов? – притворно удивился я.

– У меня нет. Зато твоя сестра приглашена на официальный прием в доме Брэндона Скоупа.

– А ты почему не идешь?

– Мы не хотим бросать Марка две ночи подряд. Линда не может не пойти, она руководит фондом. А я взяла отгул. Приходи, ладно? Закажем чего-нибудь поесть, посмотрим с Марком видео.

Завтра – годовщина. Будь Элизабет жива, мы бы процарапали на нашем дереве двадцать первую линию. Возможно, это прозвучит странно, но «особые дни» – годовщины, праздники, дни рождения Элизабет – пролетали для меня незаметно. Я загружал себя на полную катушку и просто не успевал страдать. Будни – вот что было самым страшным.