Не все то золото   ::   Никольская Наталья

Одет он был в довольно рваное трико и без майки, зачем майка, когда тут живого места нет — все в наколках?

Он галантно сделал жест рукой, чтобы я проходила, и я не заставила себя долго ждать, правда, от «бомжа» я такого не ожидала.

— Могу я поговорить с Бирюковым Виктором Васильевичем?

— не люблю, когда меня разглядывают таким наглым образом, да еще и без слов.

— Конечно, можете. Да вы не стесняйтесь, проходите на кухню, сейчас и поговорим, — он опять сделал свой любимый жест. Прямо «жентльмен» с большой буквы Ж.

Я было отправилась в том направлении, в которое мне указали, и вдруг услышала шум, звон и чертыхание в предполагаемом местоположении кухни. Я остановилась.

— Вы не один? Может мы поговорим в другой раз? — у меня не было желания сидеть на кухне в компании двух бомжей.

— Да нет, не беспокойтесь… Это мой друг, он сейчас уйдет.

Ну, ладно. Уйдет, так уйдет. И я прошествовала на кухню с гордо поднятой головой. Но как только я миновала порог, голова моя сама собой опустилась и уставилась на друга Виктора Васильевича. Аккуратненько примостившись на шатком табурете за маленьким столиком, сидел Дрюня Мурашов и наливал в стакан водку «Что делать?», стараясь налить с бугорком, но не пролить ни капли на стол при этом. Вот уж кого не ожидала здесь увидеть, так это Дрюню! Это мой старый знакомый, брат нашей с Ольгой подруги детства. Дрюня был старше нас, но это не мешало нам играть вместе. Жил Дрюня по соседству со мной и поэтому каждый божий день я его видела: то Дрюня слоняется по двору, ища кого-нибудь себе в напарники организовывать какой-то бизнес, в основе которого лежит очередная гениальная идея Мурашова, то он просто ищет, где бы раздобыть бутылочку чего-нибудь спиртного. Несколько раз Дрюня притаскивался ко мне и просил купить у него какую-нибудь вещь, чаще всего абсолютно бесполезную. А когда я не соглашалась на покупку, Дрюня в очередной раз начинал канючить десятку или двадцатку «до получки». Но так как он отродясь нигде не работал, то возможности возврата своих денег я не видела и поэтому не давала их. Правда, однажды я все-таки дала ему полтинник, где-то два года назад, и до сих пор в глаза его больше не видела, полтинник то есть.

— Дрюня?! Что ты здесь делаешь? — от изумления я гаркнула так, что стакан Дрюни расплескался наполовину, когда он дернул рукой, испугавшись моего крика.

— А я просто удивилась и раздосадовалась — ну в самом деле, куда ни плюнь, в Дрюню попадешь! Это уже начинает мне надоедать, честно говоря. К Ольге придешь — он там торчит, домой едешь — во дворе ошивается, а теперь еще и здесь, где я совершенно не ожидала его встретить.

— Полина? — Дрюня вскинул голову и посмотрел на меня мутными глазами.

Узрев, что это я, он расстроился.

— Вот, видишь, что наделала, сколько добра теперь пропало… Э-эх… — Дрюня, сокрушенно покачав головой, отодвинул стакан в сторону и стал слизывать со стола лужицу пролившейся водки, а потом и стакан опрокинул в себя. — Эх, хорошо! — сказал он и закусил огурчиком.

— Дрюня, что ты здесь делаешь? — еще раз спросила я, двигаясь по направлению к нему.

— Да я ничего, это мы тут, это, с Витьком отмечали… это… — он задумался и почесал голову.

— День граненого стакана, что ли? — подсказала я. — Или триста лет русской балалайке?

Видно, Дрюне мысль моя понравилась, и он ухватился за нее. Не говорить же, в самом деле, даме, что он просто напивается в обществе друга!

— Ага, этой самой… балалайки, — выговорил Дрюня и усиленно закивал головой.

— Ладно, поверила, — миролюбиво сказала я, а Дрюня просто-таки просиял. — А теперь ты берешь свою «Что делать?» и ищешь другое место, где отмечать столь важный праздник. Понял? Быстро!

Сияние исчезло с Дрюниного лица.

— Что случилось, а, Полин?

— Ничего.