Тени у порога   ::   Поляшенко Дмитрий

Да, было другое время, было совершенно другое общество. Все так.

— Кстати, — воскликнул Вадковский, — а ты не читал книги тех времен о наших временах? Уверяю тебя — занимательное занятие. Половина авторов строила лучшие миры завтрашнего дня, то есть, наоборот, мысленно бежала к нам. Ты же хочешь сделать совсем обратное, если угодно — антифантастику. Я о таком еще не слышал.

— Фантастика… Не читал я древнюю фантастику. — Лядов поморщился. — Не люблю. Я не вижу смысла в спекуляции тенденциями и в квазиэкзистенциальном эскапизме.

— Поаккуратнее с терминами, — строго сказал Вадковский. — Среди нас есть неподготовленные люди и дети.

— А ты откуда знаешь? — Трайнис весело глянул на Романа.

— Представь, я кое-что читал, — сказал Вадковский. Он провел пальцем по рваным корешкам над головой.

— Интересно. Роман, и ты тоже хочешь убежать?

Вадковский рассмеялся:

— Нет. Но размяться не прочь.

— Мне много чего рассказывал этот знакомый, — не слыша их, продолжил Лядов. Речь его была медленной, он вкладывал в каждое слово больше, чем оно могло вместить. — Он жаловался, что нет настоящего материала. Недостаточно быть наблюдателем, если хочешь понять человека. Надо так или иначе влезть в его шкуру.

— И ты решил преподнести ему настоящий материал? — осенило Вадковского. — Поставить опыт на себе? Гениально! Молодец.

Лядов прояснившимся взором окинул Вадковского, мысленно взвесил что-то:

— Он тут совершенно не причем. Но ты прав, все получается именно так.

— Побег, — произнес Трайнис. — Странное слово. Я, конечно, не историк, но куда можно убежать? Зачем? Ага — непонимание, конфликт, сжигаем мосты!.. Все это лишь красивые жесты. Неумение идти на компромисс — это только неумение, и больше ничего. С возрастом проходит. Проще было написать на стене своей комнаты «свобода» и никуда не бегать — эффект тот же. По-настоящему были свободные те, кого не манили ночевки на вокзалах, езда автостопом и тому подобное. Кто не тратил время на борьбу за то, что и так всегда под рукой.

— Я об этом ничего не знаю, — заинтересовался Лядов. — Что ты имеешь в виду?

— Ничего особенного. Для этих людей главным была духовная свобода, внутренний мир. Это чистая реальность души, которая а самом деле мало зависит о внешних обстоятельств.

— Ах, это. Конечно. Но это же самообман. «Можно быть свободным даже в тюрьме». Слова.

— Побег — это короткий прорыв в мир, где ты можешь быть самим собой. Но в чем смысл этого короткого прорыва, если ты все равно в конце концов возвращаешься в свою берлогу? Согласись, наивный способ. Зачем противопоставлять себя старому, если можно просто начать жить иначе? Но такой гибкой натуре нечего доказывать ни себе, ни другим. Согласен? Боюсь, в твоем случае это будет просто механическим повторением, имитацией.

— Надеюсь, не будет, — нахмурившись, пробормотал Лядов. — Я хорошо подготовился.

— Зная тебя, не сомневаюсь. Но даже полное восстановление антуража не поможет. — Трайнис кивнул на древний календарь, покосился на нелепые занавески, оглянулся на чудовищную дверь. — К чему все это? Ты другой. Вокруг тебя совсем другой мир. Мы все другие. Что можно найти в прошлом?

«Будущее», — в шутку хотел брякнуть Лядов, но сдержался. Разговор шел серьезный.

— Вы давно репетируете этот диалог? — спросил Вадковский. — Чем он кончается? У меня времени мало.

— Гинтас, умоляю! — Лядов прижал ладонь к груди. — Давай не будем спорить о терминах и мотивах. И вообще, что за диспут вы мне устроили? Вы летите или нет?

Трайнис покачал головой.

— Погоди. Они оставляли скучный мир, в котором им была отведена скучная роль.

— Это понятно, — терпеливо сказал Лядов.

— Скучный, но реальный. Им было что оставлять.