Тетраграмматон микрорая   ::   Борисов Алексей

Прохладный воздух вечернего Мирокрая резво потянулся за моим теплом, но я поднял парус воротника. Стало теплее, только странная дрожь не исчезла. Словно жгло изнутри чем-то лёгким и сильным. От этого жжения хотелось лететь над землёй вольной птицей, чтобы ветер холодил размах крыльев.

Звонко застучали в кармане ключи, когда я потянулся за доступом к дому. Пока шарил в кармане, устало облокотился на дверь.

Она мягко впустила меня внутрь.

— Ага, гуляешь?

Голос Алёны прозвучал не то, чтобы с сарказмом, но как-то так. С дружеской иронией.

— Гуляю. А ты?

— Сижу.

— Клёво. А почему тут?

Алёна фыркнула. Только девушки с критичным взглядом на мир умеют фыркать так громко. Мне-то её соседу давно не привыкать, а кто другой может взбеситься.

— Ты знаешь, Тамплиерище, кого мне напомнил?

— Нет, — я снял ботинки, бросил плащ на хилые палки плечиков и просочился в комнату, где ярко светил монитор и сидела Алёна. Она вполне по-хозяйски стучала пальцами в мою клавиатуру и между делом успевала отрывочно следить за моими движениями.

— Там вон тебе кофе. Остыл, ну да ладно. Да не сядь ты сюда, тут моя сумка!

Пришлось искать место для сумки на диване, чтобы вернуть себе стул.

— Ты мне напомнил Сталкера из фильма Тарковского. Такая же тоскливая мордочка. И очень-очень задуманная.

Вот тут я поперхнулся холодным кофе, спасибо клавиатура не пострадала.

— Ой, — Алёна часто заморгала и обиженно скривилась, — Ты что, простудился?

— Нет, — потребовались долгие секунды, но кашель сдался, — Тот мужик вроде лысый был.

— Долго постричься что ли? Заросли сена на голове, а не причёска. Не обижайся, это я любя.

— Да вот ещё, обижаться на тебя.

— Верно. На друзей обижаться плохо.

Алёна снова заскребла модным маникюром по клавишам.

— Я это, — мой глубокий вздох вырывал соседку из сети обратно в реальный мир, — Меня уже сегодня сталкером назвали, представляешь?

Она посмотрела на меня очень-очень внимательно, как будто перебрала в уме все детали моей внешности, чуть ли не ресницы пересчитала. Тихо произнесла:

— Та-а-ак. Влюбился, значит. Ну, это дело с тобой не впервые, жить будешь.

— Ничего не влюбился.

— Только вот мне-то не надо бублик в чай крошить, Тамплиерище. Заливай, кому хочешь, а со мной такой номер мимо. Выкладывай.

Случается, голос как будто сохнет. Ничего не вытянешь кроме невнятных «ну» и «э». В этот момент всё красноречие, которого и так-то немного, совсем исчезло. Я чувствовал себя глупее некуда, и этим сильно рассмешил Алёну.

— Обалдеть! Ты что, меня стесняешься? — вопрос прозвучал с каким-то восторгом, а не удивлением, — Нашёл, кого стесняться, дружище. Вспомни, как год назад ты с похмелья нагишом отмокал в ванной, а я сидела рядом и занималась психоанализом. Тогда ты меня не стеснялся.

С такой аргументацией не поспоришь. И чего оказалось больше в жажде поспорить, блёклого стыда за давний случай или желания если не быть, то хотя бы казаться уверенным? На этот вопрос я не смог бы ответить. И сумбурный спор привёл к тому, что я ещё больше запутался. Алёна беззлобно посмеялась надо мной и окончательно обезоружила:

— Ну кто ещё, скажи мне на милость, заявит тебе, что ты бяка или дурашка, но всё равно останется на твоей стороне, что бы не случилось? Идиота кусок, я же за тебя волнуюсь.

— Она, — слова прозвучали как-то по своей собственной воле, — Она тоже.

На сей раз Алёна промолчала. Посмотрела на меня так, как врач на серьёзно, а то и безнадёжно больного.

Я открыл сайт и показал страничку Маши. Имя, несколько слов и цифр стандартной анкеты.

— Ну да, ну да, — она покачала головой, — А ничего, ты знаешь. Пообщаться бы с ней. Только ты не думай, я ваши любовные записки читать не хочу. Мне просто надо знать, когда и как в следующий раз лечить тебя от депрессии.