Тигр! Тигр!   ::   Бестер Альфред

Никто не видел мистера Фойла? Куда он запропастился? Вечный путешественник. За ним не уследишь. О, боже, опять я думаю открыто… или я говорила, джентльмены?

— Половина наполовину, мэм.

— Право же, это нечестно. Односторонняя телепатия — ужасное неудобство. Поверьте, я вовсе не специально бомбардирую вас своими мыслями.

— У вас приятные мысли, мэм.

— Как это мило с вашей стороны, мистер Горгас. Ну, хорошо, класс. Все возвращаемся в школу и начинаем сначала.

Робин Уэднесбери проводила практические занятия по джантации с «церебральным» классом — потеря памяти вследствие контузии. И это доставляло ее подопечным не меньше радости, чем детишкам. Они повторяли правила джантации на перекрестках Нью-Йорка, хором выводя: — Р — В — О, мадам. Расположение. Высота. Окружение.

Робин была высокой привлекательной негритянкой, умной и блестяще образованной. Правда, ей сильно мешал один недостаток: односторонняя телепатия. Она передавала свои мысли всему свету, но ничего не могла принимать. Однако несмотря на взбалмошный характер и горячий темперамент, Робин Уэднесбери считалась методичным и внимательным инструктором джантации.

Класс пришел в школу, целиком занимавшую дом на 42-й улице, из Объединенного Военного Госпиталя. Они проследовали к необъятной по размерам джант-площадке на Таймс-Сквер и старательно ее запомнили. Потом все джантировали в школу и обратно на Таймс-Сквер. Затем гуськом прошли к Башне Колумба и запомнили ее координаты. Джантировали в школу через Таймс-Сквер и вернулись тем же путем на Площадь Колумба.

Робин восстанавливала в памяти своих учеников (утративших способность к джантации) основные пункты, самые крупные общественные джант-площадки. Позже они будут запоминать новые и новые места. Побывают ли они там, трудно сказать, думала она. Это зависит не только от их способностей, но и от доходов. Ибо, чтобы запомнить место, надо побывать там и, стало быть, заплатить за дорогу. Такие круизы все больше становились привилегией сильных мира сего.

— Расположение. Высота. Окружение, — нараспев повторяла Робин Уэднесбери, и класс джантировал от Вашингтонских Высот до Гудзоновского Моста полумильными шагами.

Маленький сержант-техник со стальным черепом внезапно заметил: — Так ведь высоты нет, мэм. На земле, мы.

—  «Мы на земле» , сержант Логан, Простите. Наставления легко входят в привычку, а я сегодня никак не могу совладать со своими мыслями. Такие тревожные военные новости… Мы займемся Высотой, когда станем запоминать площадки на небоскребах, сержант Логан. — Робин обернулась. — Не тушуйтесь, Харрис, смелее. Колебания рождают сомнения. Сомнение же означает конец джантации. Сосредоточьтесь и прыгайте.

— Я порой побаиваюсь, мэм, — сказал человек с туго забинтованной головой. — А вдруг там уже есть кто-нибудь, и я прямо в него?

— Ну, я же объясняла много раз. Каждая площадка рассчитана на нагрузку в часы пик. Вот почему личные джант-площадки такие маленькие, а площадка на Таймс-Сквер в две сотни метров шириной. Там вероятность столкновения меньше, чем шанс попасть на улице под машину.

Пока перебинтованный собирался духом, площадка внезапно ожила потоком прибывающих и отбывающих людей. Фигуры на миг появлялись, оглядывались, ориентируя себя и устанавливая новые координаты, и исчезали. При каждом исчезновении раздавался слабый хлопок, когда воздух заполнял место, только что занятое телом.

— Внимание, класс, — предупредила Робин. — Пожалуйста, сойдите с площадки.

Рабочие в теплой тяжелой одежде, еще осыпанной снегом, направлялись на юг к своим домам после смены в северных лесах. Белохалатники с молокозавода спешили в Сен-Луис.