Том I: Пропавшая рукопись   ::   Джентл Мэри

Какое-то мгновение она не могла вздохнуть, утонув в густой шерсти гривы. Глаза Льва заглянули в глаза ребенка, в них мелькнуло простое звериное понимание запаха и присутствия человека. Огромные мускулы напряглись, и зверь взметнулся над ее головой. Аш еще успела обернуться и увидеть, как он исчезает в зарослях на краю поляны.

Она осталась на земле, прислушиваясь к удалявшемуся шороху кустов.

Звон металла привел ее в себя.

Аш сидела в подтаявшем снегу, растопырив ноги. Ее голова приходилась как раз вровень с выпуклыми наколенниками доспехов капитана, стоявшего над ней. Серебряная гравировка ножен блестела перед глазами.

— Он ничего не сказал, — пожаловалась девочка.

— Лев, рожденный Девой, — зверь. — Высокий голос священника громко прозвучал на опустевшей поляне. — Просто животное. Лорд капитан, я не понимаю… Известно, что это дитя — не девственница, однако Он не причинил ей никакого вреда.

Бородатый капитан уставился на девочку с высоты своего роста. Аш с испугом увидела нахмуренные густые брови. Он заговорил, но не с ней.

— Может, это было видение, которое следует понимать иносказательно. Дитя — наша несчастная страна, ожидающая спасения от дыхания Льва. Зимняя пустыня, изуродованное лицо — все к одному. Я не умею истолковать происшедшее. Это может означать все что угодно.

Священник водрузил обратно на голову свою стальную шляпу.

— Господа, то, что мы видели здесь, касается только нас. Если изволите, удалимся, чтобы в молитве искать понимания.

— Да, — капитан нагнулся. Подобрал свой шлем и вытряхнул из него снег. Солнце вдруг прорвалось сквозь тяжелую пелену зимних туч и зажгло огонь на его рыжих волосах и твердой стальной скорлупе. Отворачиваясь, он добавил:

— Пусть кто-нибудь возьмет соплячку на руки.

3



Она нашла применение своей детской красоте, которую так удачно подчеркивали шрамы на нежных щеках.

К девяти годам спутанные кудряшки отросли до лопаток. Аш мыла их каждый месяц. Сальные серебристые локоны тускло блестели, но ни один солдат в лагере не мог бы сказать, что от них воняет. Одевалась девочка в обрезанный по росту камзол и рейтузы, а поверх в холодную погоду накидывала взрослую куртку. В широкой взрослой одежде она казалась еще меньше, чем была на самом деле.

Один из пушкарей часто давал ей поесть или кидал медную монету. Он перегибал девочку через лафет, отстегивал клапан штанов и загонял ей в задницу.

— Чего осторожничаешь? — обижалась она. — Ребенка ты мне не сделаешь, у меня еще нет «цветов» — ну, месячной крови.

— У тебя и еще кой-чего нет, — смеялся канонир, — но пока не найдется миловидного парнишки, сойдешь.

Он подарил ей как-то полосу кольчужного полотна. Аш выпросила ниток у интенданта, полоску кожи у оружейника и пришила к ней цепочку стальных колец. Теперь у нее было что-то вроде кольчужного воротника или пелерины, и она надевала его, когда училась своему ремеслу — в стычках, угонах скота или в столкновениях с бандитскими засадами. Ее будущее ремесло — конечно же, ремесло солдата, усомниться в этом даже не приходило ей в голову.

Она молилась о настоящей войне, как другие девочки ее возраста, в монастырях, молили Зеленого Христа избрать их своими невестами.

Гильом Арнизо тоже был пушкарем в их отряде. Он никогда не трогал Аш, зато научил ее писать свое имя буквами зеленого алфавита: вертикальная полоса с пятью зазубринами («сколько пальцев у тебя на руке?») с правой стороны («где у тебя меч!»). Читать он сам не умел, но обучил девочку счету. Канониры могут пересчитать каждую порошинку заряда, думала Аш. Впрочем, тогда она еще мало знала канониров.

Гильом показал ей ясень — «аш» — и научил, как сделать из молодого ясеня охотничий лук (потолще, чем тисовый).