Недобрый час   ::   Маркес Габриэль Гарсия

Он пожарил себе зеленых бананов, нарезанных ломтиками, сварил кофе с молоком и заел все это куском сыра. Приятная тяжесть в желудке помогла забыть о неотступно преследующем запахе. Раздеваясь, чтобы лечь, и уже потом, под сеткой, охотясь за пережившими опрыскиванье москитами, он несколько раз рыгнул. Падре чувствовал изжогу, но в душе у него царил мир.

Спал он как убитый. В безмолвии комендантского часа он услышал взволнованный шепот, первые аккорды на струнах, настроенных предрассветным холодком, и, наконец, песню из тех, что пелись прежде. Без десяти пять он проснулся и снова понял, что живет. Величественно приподнявшись, он сел, потер глаза и подумал; «Пятница, двадцать первое октября». А потом, вспомнив, сказал вслух:

– Святой Илларион.

Не умываясь и не помолившись, оделся. Застегнув одну за другой все пуговицы сутаны, обулся в потрескавшиеся ботинки на каждый день, у которых уже отрывались подошвы. Отворив дверь и увидев за ней свои туберозы, вспомнил строку песни.

– «И там я останусь до смерти», – вздохнул он.

Мина сильным толчком приоткрыла дверь церкви в тот самый миг, когда он в первый раз ударил в колокол. Подойдя к чаше со святой водой, она увидела, что мышеловки по-прежнему открыты и сыр в них цел. Падре отворил входную дверь до конца.

– Пусто, – сказала Мина, встряхнув картонную коробку. – Сегодня ни одна не попалась.

Но падре Анхель ее не слышал. Словно оповещая, что и в этом году, несмотря на все, в назначенный срок придет декабрь, рождался ослепительно ясный день. Никогда еще падре не ощущал так остро молчания Пастора.

– Ночью была серенада, – сказал он.

– Да, винтовочная, – отозвалась Мина. – Недавно только перестали стрелять.

Падре впервые на нее посмотрел. На ней, невероятно бледной, как ее слепая бабушка, тоже была голубая лента светской конгрегации, но в отличие от Тринидад, которая была немного мужеподобной, в ней начинала расцветать женщина.

– Где?

– Везде, – ответила Мина. – Будто с ума посходили, разыскивая листовки. Говорят, в парикмахерской случайно подняли пол и нашли там оружие. Тюрьма переполнена, но говорят, что мужчины бегут в лес и кругом партизаны.

Падре Анхель вздохнул.

– А я ничего не слышал, – сказал он и двинулся в глубину церкви.

Она молча последовала за ним к алтарю.

– И это еще не все, – продолжала Мина. – Хотя был комендантский час и стреляли, ночью снова…

Падре Анхель остановился и, прищурившись, посмотрел на нее прозрачными голубыми глазами. Мина, с пустой коробкой под мышкой, остановилась тоже и, нервно улыбнувшись, договорила.