Третья стихия   ::   Симонова Мария

Больше всех досталось единственному в компании храбрецу: в условиях глобальной неустойчивости транспортного средства, усугубленной еще и ливневым перекрестным огнем, господин в беж нес колоссальные потери: костюмчик его принял совсем уж нетоварный вид, не говоря уже о руках, лице и прическе, вполне подходящих теперь для съемок триллера «Восставшие из выгребной ямы». Сам храбрец абсолютно не заботился о своем внешнем имидже, игнорируя обильные попадания в собственную персону, когда пролетающая шальная стеклотара стукнула его ребристым донышком точнехонько в левый висок. Последний и единственный герой несчастливого дилижанса рухнул подрубленным кедром на деревянный пол, и тут всевышний снизошел наконец, хоть и с изрядным опозданием, к мольбам Михаила Летина: во-первых, в битве произошел решительный перелом — в связи с тем, что в белоснежном (в прошлом) «Шевроле-Корвете» кончились боеприпасы.

Во-вторых, где-то снаружи возницу вдруг настигло озарение. То ли его тоже стукнуло чем-то из пролетающего добра, но только с положительным зарядом, то ли лошадь сама приняла решение. Как бы там ни было, но дилижанс сразу после трагического падения в его недрах единственной боевой единицы рванулся вперед и покинул территорию вооруженного конфликта — к тому времени благополучно завершившегося в пользу сильнейшей и более оснащенной стороны.

Посрамленный «Шевроле-Корвет» понесся вдаль: его пассажиры, все без исключения, могли похвастаться теперь оригинальной расцветкой «в неравномерное яблоко». Затихающему вдали хору ругательств вторило двойное эхо: откуда-то сверху возница сыпал проклятиями в белый свет, не рискуя задевать при этом празднующих неподалеку победу удалых танкистов. И упражнялся в ненормативной лексике охотник, выбиравшийся из-под лавки. Остальные уцелевшие поднимали головы и опасливо оглядывались. Убедившись, что дерьмометчики угомонились, а их противник позорно бежал с поля боя, потерпевшие принялись стряхивать с себя последствия боевых действий. Павший боец лежал в проходе, не подавая признаков жизни.

Михаилу повезло: поскольку он ютился в самом углу, снарядами его практически не задело, только слегка присыпало рассеянными «пулями» (а еще говорят, что из дерьма плохая пуля). Наскоро отряхнувшись, он выглянул в окно: троица победителей вновь разлеглась на своем апельсиновом пляже и раскидывала картишки. Михаила посетила догадка: ребята нашли недурной способ поразвлечься, путешествуя верхом на «навознике» и задевая исподтишка проезжающие мимо расфуфыренные компании. А их и задевать-то особенно не приходилось: разве ж проедешь спокойно мимо трех голых мужиков, загорающих практически на навозной куче? «Интересно, а девушки к ним тоже по дороге пристают?» — подумал Михаил, тоже по природе небрезгливый, глядя на компанию победителей с неожиданной завистью.

— Боже мой, что с ним? Он умер? — донесся до него дрожащий от сострадания девичий голос. Михаил обернулся на голос, как бык на пастушью флейту: последние события окончательно отвлекли его от предстоящей встречи с братом, и он махнул рукой на свои попытки все заранее обдумать, ощутив при этом даже некоторое облегчение. «Что толку размышлять, — рассудил он, — встретимся, а там — будь что будет».

Девушка сидела с несчастным видом, глядя на тело павшего храбреца — а ну как он и вправду отдал богу душу?

— Сейчас очнется, — проворчал авантажный блондин, не проявивший себя в отгремевшем сражении героем и поглощенный теперь оттиранием от дерьма своей белой когда-то майки — следы от попаданий на шортах были не так заметны, поскольку терялись в цветочках.

Михаил, вздохнув, поднялся. Подошел к убиенному, оттянул ему веко, проверил пульс на шее и объявил на весь салон профессиональным тоном:

— Жить будет! — потом, обращаясь лично к девушке, распорядился: — Помогите-ка мне его усадить.