Тропы в тумане   ::   Абзалова Виктория Николаевна

И, доведись Артуру делать выбор, избирая себе преемника, – он был бы в трудном положении: Мордрет показал себя разумным и ответственным, и мог бы стать хорошим королем, но как человек – Артур был не в силах смирить свое сердце! Чем более весомыми были достоинства Мордрета в глазах государя, – тем более тяжким упреком они казались в глазах отца! …Ибо двух вещей он не мог простить сыну – обстоятельств его рождения и отношения к смыслу всей его жизни!

Сын – был повседневным напоминанием о его грехе. Свидетельством того, что и он – не может быть безупречен!

Но не только! – Мордрет нарушал все выписанные с такой тщательностью каноны, опровергая собою тезис, что грех не может породить ничего, кроме греха. Будь он порочным и испорченным, – Артур знал бы что делать, и не колебался бы во имя высшей цели! Родись дитя убогим – он смог бы жалеть его или даже снизойти до любви…

Но такого: гордого, но умного, сильного уверенного красавца – любить не получалось, а жалеть уж и вовсе было не за что!

Шепотки и сплетни отлетали от сына Моргиан, как от стены. И уж было бы совсем интересно посмотреть, кто осмелился бы упрекнуть или посмеяться над его происхождением в лицо! Он был из тех, кто для себя требует справедливости, а не просит милосердия, но и к другим – был столь же беспощаден.

Наблюдая за сыном, Артур уже почти и не сомневался в том, что пророчество Мерлина, как и всякое предсказание, вряд ли имеет прямой и очевидный смысл, и он решил, что разгадал его.

Всю душу он вложил в Каэр Меллот и Круглый стол, воплощая в жизнь когда-то придуманную для него Мерлином сказку.

Артур не верил – он знал, что смысл его коронования не только объединение против саксов, но и сохранение, приумножение надмирового света, божьей искры и благословения! Он создал мир, где стремление к чистоте и идеалу было возведено в абсолют, а честь и доблесть – единственный образ жизни… и множество людей уже не первое десятилетие жило по его законам – законам Круглого Стола.

Но Мордрет этому миру принадлежал лишь постольку поскольку – он жил здесь и сейчас, не задумываясь и не стремясь к совершенству! Он крепко стоял на земле, и видел за легендой – лишь красивый вымысел, не имеющий отношения к действительности. О нет, он не смеялся над рыцарскими походами в поисках идеала – он вообще смеялся довольно редко, ограничиваясь лишь убийственными язвительными замечаниями, – но и не стеснялся своего отношения к подобным вещам.

Артур не мог понять почему, – из всех – лишь Мордрета не трогают, не вызывают должного уважения, его стремления к возвышенному, как будто вера и желание высокого – оставили его вместе с детскими болезнями. Он видел, что его сын, придя ему на смену, не станет поддерживать тот дух, который он так старательно взращивал, заставляя из баллад становиться явью, – и то, что при нем самом горело и жило – при Мордрете в лучшем случае останется лишь данью традиции. А это-то и будет смертью – настоящей смертью Артура! И не мог простить…

И потому он ухватился за доказательства прямой измены с облегчением. Все было правильно и просто: грех остается грехом, и порождает грех, и влечет неминуемую кару, а мир его – останется нерушим, лишь более подкрепленный самопожертвованием короля, обрушившего справедливое возмездие на голову собственного сына!

И Артур, забыв о ране, бросился в Британию, неся воздаяние предателям на острие своего меча, так поспешно, – что даже опередил весть о своем возвращении.

Соединившись и примирившись с Ланселотом, – из всех его покаянных слов, рыданий и молебствований, он услышал лишь одну внятную новость – о встрече Мордрета с саксами под Камланном, не осознав даже, что вся Британия, а не только Гвенхивар и Ланселот считали его погибшим.