Тварь непобедимая   ::   Тырин Михаил

— Помогите ему! — проговорила сквозь плач девчонка. — Помогите ему! Сереженька, потерпи, врачи приехали...

— Алька, займись ею, только быстро, — кивнул Гриша, а сам склонился над лежащим. Черепно-мозговая, сразу определил он. Если вылетел через лобовое стекло, значит, наверняка и подвывих позвонков. И плюс к этому — повреждение подключичной артерии, из которой натекла уже лужа крови. Один глаз был закрыт, второй чуть блестел из-под приподнятого века. Григорий посветил фонариком — зрачок дернулся.

— Ну, что там?! — продолжала всхлипывать девица, мешая Альке обрабатывать ее же ссадину. — Что, скажите. Он живой? Ну?!

— Девушка, помолчите хоть минуту, — проговорил Григорий, безуспешно пытавшийся послушать пульс. — Поймите, вы мешаете. Алина, подай зажим...

Он давно уже отвык церемониться в подобных случаях. Частенько самым трудным была не работа с пациентом, а борьба с его родными и близкими. Они думают, что врач — волшебник, а в его чемоданчике бутылочки с живой водой. Хотя на самом деле ни черта у него нет, и зачастую ничего он не может, кроме как побыстрее доставить человека в стационар...

— Я закончила, — отрапортовала Алька, закрепив повязку и тампон на лице девушки. — Куда ее?

— Она пусть ждет, а ты — бегом за каталкой, — проговорил Григорий, пытаясь остановить кровь зажимом. — Потом сделаешь девчонке инъекцию. Нет, постой! Помоги мне, приготовь обезболивание.

— Что — морфий, промедол?

— Ни в коем случае! Ищи новокаиновую глюкозу.

Гриша сделал укол, еще один.

— Что еще?

— Приготовь мне дексаметазон и лазикс. И беги за каталкой. Только возьми кусок фанеры — будем укладывать на твердое.

— Может, помочь? — предложил кто-то из публики. Алька так быстро унеслась, что не удостоила добровольца ответом.

Гриша осторожно снимал с тела мокрые клоки одежды, глядя, нет ли серьезных повреждений. Разобрать было трудно — все залила кровь. Однако он смог определить, что ребра практически целы, — на иномарке оказался упругий руль. Значит, можно работать с грудной клеткой, не опасаясь порвать легкие осколками костей.

— Почему вы ничего не делаете?! Помогите ему, скорее же! — не успокаивалась подруга пострадавшего.

— Милая, твой звонкий голос ему уж точно не поможет! — разозлился Григорий. И тут он услышал за спиной крики.

К ним со всех ног бежали двое дорожных инспекторов.

— Всем отойти назад! Не задерживайтесь, быстро, быстро!

Григорий привстал, встревоженно огляделся. Оранжевая машина-техничка оттаскивала покореженный «Москвич» от опоры моста. Какие-то люди метались рядом, орали, размахивали руками. Некоторые подбегали к лежащему тягачу и тут же отскакивали.

— Водитель вспомнил — у него газовый баллон в кабине, — проговорил запыхавшийся милицейский прапорщик. — Огонь уже там, сейчас как бабахнет...

— Главное, вовремя вспомнил, — заметил Гриша, покосившись на тягач.

— Память девичья, мать его... — процедил прапорщик, оттирая пот рукавом. Он был толстым, полнокровным, его лицо светилось красным — то ли от отблесков огня, то ли от здоровья. — Отойдите подальше и человека уберите, если еще живой.

— Живой, живой, — сказал Григорий — больше для плачущей девчонки, чем для инспектора.

Появилась Алька, за ней поспешал водитель, отягощенный носилками.

— Что, Семеныч, решил размяться? — удивился Григорий.

Семеныч, как и большинство шоферов станции «Скорой помощи», был пенсионером и непременно напоминал об этом, если требовалось кого-то тащить.

— Да подсоблю, чего там... — смущенно проговорил он. На него, старого водилу, эта авария произвела тяжкое впечатление. Видимо, из чувства шоферской солидарности он не усидел на месте.

— Поторапливаемся. Осторожно...