Учебный рейс   ::   Грешнов Михаил

Они были белокожие, белолицые, тех же пропорций, что и земляне, только выше, значительно выше ростом. И еще они были прекрасны, совершенны до последней черты. Был ли это изгиб бровей, линия губ - все говорило о том, что природа немало потрудилась, создавая этих людей.

Космонавты медленно шли вдоль хрустальной стены. Они насчитали семнадцать капсул. Восемнадцатая была пустой.

Зато дверь напротив - единственная из восемнадцати дверей противоположной стены - была освещена изнутри. Матовый четырехугольник ее, вытянутый до потолка, светлел, тогда как другие четырехугольники были темными. Виктор, шедший впереди Павла, остановился, взглянул на товарища. Тот кивнул головой. Виктор нажал на дверь. Дверь подалась, исчезла в стене. Перед космонавтами открылась комната очень больших размеров. У стены, противоположной открывшейся двери, стоял, вернее, висел, потому что ножек не было видно, веерообразный стол, несколько приборов стояли на нем, поблескивали металлом. У стен - невысокие диваны без спинок. Никакой другой мебели космонавты в комнате не заметили, да и саму комнату, диваны они видели боковым зрением. За столом, в неполный оборот к ним, сидел человек-гигант, метров двух с половиной ростом, - олимпийский Зевс, только без бороды и без эгиды. Он спокойно глядел на Павла и Виктора, на лице его не было ни интереса, ни удивления, глядел, и все.

Павел и Виктор тоже глядели на Олимпийца, не решаясь войти.

- Олла арито са иф... - произнес Олимпиец.

Тотчас слова его были переведены на русский язык. Кто сделал перевод, осталось неясным: может быть, один из приборов, стоявших на столе, может быть, стены комнаты. Олимпиец сказал:

- Не надо ничего объяснять. Я знаю о вас все.

Друзья ожидали чего угодно, только не этих слов. Никто не ответил гиганту. Павел и Виктор продолжали стоять.

- Войдите и сядьте, - сказал Олимпиец.

Павел и Виктор вошли. Тотчас от стены отделилась скамья, услужливо подкатила к ним. Павел и Виктор сели, молча переглянулись.

- Можете снять гермошлемы.

Космонавты подняли смотровые пластины. Олимпиец все так же сидел в полуоборот к ним. Лицо его, освещенное ровным голубоватым светом, было старше лиц, виденных космонавтами в капсулах. "Капитан корабля", - решили они. Человек был мужествен, сложен могуче, с широким лбом, мягко очерченными губами. Портило лицо равнодушие, с каким он смотрел на пришельцев, будто это была не встреча в космосе, которой земляне ни разу не знали, а просто в гости к нему зашли знакомые, оторвали его от дела, и он не знает, что им сказать, они сами должны догадаться, что пришли не вовремя, и, наверно, было бы лучше, если бы не приходили совсем. Это сковывало землян. Надо было о чем-то говорить, спрашивать, а язык не поворачивался. Не такой им представлялась встреча с братом по разуму.

А может быть, Павел и Виктор ошибались? Может, Олимпиец в совершенстве владел чувствами, не выдает своего любопытства? Может быть, эти люди какой-то гранью отличаются от землян, к ним нельзя подходить с обычной земною меркой? Но тогда почему все обитатели корабля, кроме одного, спят? Почему этот не вышел навстречу землянам? Что за странный разговор начал он, будто знает о них все? Как он может все знать?..

Олимпиец словно угадал мысли землян.

- Все о вас и об экспедиции "Орбели" рассказал Мозг, - произнес он. Вы видели его в круглом зале.

- Но... как мог капитан Карцев сказать о нас такие слова? - спросил Виктор.

- Капитан жив, - сказал Олимпиец. - Экспедиция не погибла.

Это было удивительнее слов капитана, услышанных от туманного шара. У Павла и Виктора захватило дыхание.

- Мы совершаем учебный рейс, - продолжал Олимпиец, - далеко ушли на край Галактики. Из-за этого нарушилась координация времени. Надо было уравнять разницу - переместить градиент. Вы попали в зону перемещения.