Ушелец   ::   Андерсон Пол

Свою индивидуальность Скип проявлял тем, что был всегда чисто выбрит, хотя на самом деле причина этого заключалась в том, что в свои двадцать два года он был не в состоянии отрастить усы, которые не напоминали бы собой поле, подвергшееся нашествию саранчи.

«А это хорошая идея для карикатуры», — подумал Скип.

Впрочем, внешность у него была самая обыкновенная: среднего роста, коренастый, хотя довольно подвижный, курносый, лицо в веснушках, большие зеленые глаза.

Вернувшись, он нашел Сандалфона и Уранию в кухне. Они сидели на лавке за дощатым столом. Подле чайника и трех чашек курились благовония. К трубному зову раковины присоединились удары гонга откуда-то снаружи. Скип сначала усомнился, что дети спят, но потом решил, что, наверное, они привыкли к песнопениям и шуму, которыми сопровождались обычно местные обряды. Урания приложила палец к губам и жестом велела Скипу сесть. Сандалфон осенил стол крестным знаменем, Урания уставилась в свою чашку. Все трое чинно пили чай: горячий, ароматный, немного дурманящий.

«Похоже, с травкой», — подумал Скип.

Закончив чаепитие, Урания встала, взяла ожерелье из пестрых ракушек и надела его на шею Скипу. Тут все было неспроста. Поначалу Скип удивлялся тому, с какой тщательностью у вэйцев отработана символика ритуалов. Ведь этот поселок появился всего лет десять назад, и, стало быть, возраст первоисточника богослужений, откуда проистекала вся теоонтология, не превышал тридцати лет. Правда, вскоре Скип сообразил, что практически все было позаимствовано из древней традиции.

«Восприятие реальности есть главным образом продукт нашего разума, — пишет Джозвик. — Поэтому все воображаемое обретает истинность, хотя не целиком и в искаженном виде, и это лишний раз указывает нам на существование того космического единства, которое мы именуем Богом. Посредством медитации, посредством традиционной и нетрадиционной религии, с помощью мифов, науки, философии, искусства, посредством всего нашего опыта мы проникаем в наше бытие и, в конце концов, приближаемся к непосредственному восприятию божественного».

Воздержание, тяжкий труд и бесконечные молитвы вэйцы сочетали с разнузданными языческими обрядами, сопровождавшимися экстатическими состояниями. Отгородившись от современного мира, вэйцы с равным успехом занимались обычным земледелием и пользовались достижениями генной инженерии, у них были развиты ремесла, их товары за хорошую цену шли на городских рынках. И вообще вэйцам, похоже, не было никакого дела до того, что творится вне поселка.

«Ну и вляпался! — думал Скип. — Слишком строго тут для меня. Долго я здесь не задержусь, разве что девчонка какая-нибудь зацепит. И все же я не жалею, что приехал сюда».

Урания взяла его за руку, и сердце у него екнуло. Скип, похоже, опять влюбился. Впрочем, он постоянно был в кого-нибудь влюблен.

Они вышли на немощеную улицу, единственную в поселке. Горбатые глинобитные домики чернели на фоне еще темного неба, на котором сияли хрустальные звезды и Млечный Путь. В дальнем конце улицы старосты собирали своих людей подле костра. Там и сям покачивались фонари, развевались хоругви, слышались молитвы, мелькали возбужденные лица взрослых и подростков. Холодные сумерки наполнились громким топотом и паром, исходившим из человеческих глоток.

Сандалфон направился к людям, чья религиозная атрибутика выдавала в них христиан. Урания повела Скипа прямо к трем танцорам, на головах у которых были уборы из птичьих перьев. Лица их были закрыты масками. Те плясали перед толпой духопоклонников. Глухо забили тамтамы. По дороге Скип видел различные группы верующих, которые предпочитали видеть Бога в Браме, в Амида Буцу, в Змее и Оракуле. Раздались звуки флейты и лиры, послышались григорианские гимны. Фонари погасли, и люди семью колоннами, послушники в хвосте, потянулись на Назонову гору.