Увидеть Дракона   ::   Третьяков Вилл

Но я даже не попытался его согнуть, я вырос из того возраста, а хмурые мужчины знают себе цену и не верят в чудеса. По крайней мере, чудеса невольные. На чаше гарды изнутри были неровно процарапаны крестики и притерты чем-то черным, вроде сажи, чтоб заметней стали. Я насчитал четырнадцать таких значков и послал мысленный привет моему каноноучителю отцу Адальберту и кафедрам каноноучения вообще всех коллежей Ордена Дракоборцев. Какая каша заварится! На всех изображениях, витражах, покровах нимб св.Этерика состоит из пятидесяти звездочек, это еще из вопросника младшей ступени.

Я был весел и горд, и едва различимая тропа несла меня под яркой белизной вечного тумана вниз, все более резко кренясь под уклон, и ошую от меня теперь журчал ручей с соленой на вкус водой. Она щипала язык и терзала зубы холодом. По ночам я мечтал о костре и горячем хлебове. На исходе третьего дня сплошная скала внезапно разомкнулась, и, вровень с полетом птицы, я увидел страну Мо в сиреневой дымке, в синих тенях гор, и сотни костров на холмах. Три долины лучами расходились у меня из-под ног за пределы зрения, в сиреневое и лиловое ничто. Если и были звезды в небе, то я их не видел. Только в романах и праздных сочинениях трубадуров звезды сияют будто факелы ночного патруля. Любовник различает улыбку милой в их услужливом освещении, а кинжалы злодеев так прямо и сверкают. Не терплю сказок. Давно, примерно с прошлой осени. Злосчастная страна Мо расстилалась подо мной, и где-то в своем логове беспокойно ворочался дракон, мучаясь давним, полузабытым кошмаром.

- Избавитель явился. Радуйтесь, люди! - пробормотал я и чихнул. Из носу текло безостановочно, текло и свербило, видно, чары подлого чудовища не миновали и меня на границе его домена. Дальнейший путь был очевиден, но следовало ждать до утра. Гигантский язык осыпи стремился круто вниз.

Безмерно одиноким казался я себе перед самым отплытием в сон, когда снизу донесся отдаленный стон трубы, протяжный, тонкий. Он встревожил и Семле, и тот пропрыгнул раз несколько, неловко вскидывая спутанные на ночь ноги. Моя последняя ниточка к дому родному. В лучших традициях мне к шести годам отдали во владение голенастого жеребенка. Поднимай его каждое утро, будешь расти вместе с ним, будет расти и сила. Потом господь прогневался на наш край, а разум людей свихнулся, и окончательно эта буря занесла меня и Семле в холодные дормиторий и конюшню коллежа. Судьба влекла меня, не спрашивая, насколько она мне по нраву. Теперь я взрослый, я редко плачу во сне. Но я проснулся с мокрыми щеками и заснул снова. Мне привиделось, как моя душа - яркая белая звездочка - воспаряет над миром. И снизу посылают ей белые лучи другие души. Послушники-дракоборцы моего потока, тьютор отец Олорий, матушка (а в большом зале проломлена крыша, ветер наметает снежные кучи, и крысы пробегают мимо этих куч, звеня осколками цветного стекла на полу), мой старший брат, с некоторым недоумением осваивающий презренное ремесло хлебопашца, и та девица со смелыми глазами, которую я видел в октябре на переправе через Майн, и нищие на широких ступенях кафедрального собора, они временами уходили погреться у костра, разведенного за углом на площади, а ливень все крепче бил их по мешковине и грязным костлявым рукам. Я опять проснулся. Сердце тараном колотилось, потрясая грудную клетку, отдаваясь в висках и кончиках пальцев. Я скрючился в клубок и натянул полость на голову. Было еще темно. Третий сон показал мне Элайю на ледяной блистающей вершине. Мы с ним, и этот одинокий пик, и чистая голубизна ветреного неба, в котором теряется основание нашей Вавилонской башни. Я не спрашиваю, как мы с ним очутились здесь. Наверняка очередное безумство. Лицо его бесстрастно, но голос печален.

- Мальчик, я солгал тебе. Ты не убьешь дракона.