Ухо   ::   Каганов Леонид

Я устал всё время видеть то, что видеть мне не положено…

– А тогда зачем оно тебе?

Я оторвал лоб от окна и посмотрел на Гейтса. Гейтс невозмутимо вылизывался.

– То есть, как? – не понял я.

– Так. – Гейтс взмахнул ушами на макушке, что наверно обозначало пожимание плечами. – Чик – и нет уха…

– Хорошая идея, – одобрил я.

– Бритву принести? – спросил Гейтс.

– Валяй!

То, что приволок Гейтс, было одноразовой пластиковой фитюлей с двумя лезвиями.

– И чего с ней делать? – Я недоуменно покрутил бритву в пальцах и чуть не уронил.

– Ломай её, – посоветовал Гейтс. – Там лезвия, их надо вынуть. Да не руками, зубами ломай, зубами. Зубы тебе на что? Стой! – мяукнул он, – Дай я! Смотри, губу уже порезал. Всему тебя учить надо… Вот оно, лезвие, видишь?

– Не вижу, – покачал я головой. – Тонкое очень.

– На ощупь бери. Взял? Теперь иди в комнату. Осторожно, не падать! Прямо, поворачивай, поворачивай! Плеер падает, держи! Вот, садись на диван.

– Кровищи будет… – предположил я.

– Какая тебе разница, у тебя всё равно глаз нет, – возразил Гейтс. – Да сядь ты прямо, не вались! Музыку погромче сделай. На полную! Ага. Я орать буду, услышишь. Майку задери! Задери майку!

– И чего?

– И всё. Харакири. Наскосок. Р-р-раз!

– Подожди, а… – вдруг засомневался я.

– Думай меньше! Раз – и всё! – убедительно мяукнул Гейтс.

– Погоди! И я совсем без глаза… То есть без уха…

– Ну, мы же выяснили, что оно тебе не нужно? – напомнил Гейтс.

– Выяснили? – засомневался я, потому что точно не помнил, что мы выяснили.

– Точно тебе говорю. Режь!

– Ну, режь, так режь… Ой, песня кончилась, включи заново?

– Я её закольцевал, – успокоил Гейтс. – Сейчас начнётся. Вступление пропусти, и как зазвучит орган, так режь наискосок. С силой! Р-р-раз!

– Ладно, – оборвал я Гейтса, – сам разберусь, не тупой… Так… Началась… Раз, два, три…

Я сжал зубы, взмахнул лезвием и начал ждать, пока зазвучит орган. И с первым звуком я из всей силы полосанул рывком через всё пятно – от левого плеча и до того места, где у меня когда-то был аппендицит.

Чтобы описать ту боль, которая на меня навалилась, не существует слов. Хорошо, что продолжалась она недолго, да и не может такая боль длиться долго, – через секунду я потерял сознание…

Пробуждение

Очнулся я на диване, и не сразу понял, где нахожусь. Кругом стояла тишина. В смысле, темнота. Только гудел за окном проспект. Но абсолютно бесцветно. Я удивился, но вдруг вспомнил, что вчера разрезал свой ухо-глаз, а значит теперь всегда будет темно… Ещё секунду я пытался понять, что теперь со мной будет, а затем понял, что мне что-то мешает. Веки! И я резко открыл глаза.

Со всех сторон на меня навалился свет – настоящий, обычный, солнечный, четкий и резкий. Я приподнялся. Болела голова, было муторно и немного покалывал затылок – где-то в глубине. А вот живот не болел совсем. Я глянул на него. Пятно на животе было. Я не знаю, какого цвета оно было раньше, но сейчас оно выглядело почти черным, как полиэтилен мусорного пакета. И теперь оно даже на ощупь казалось именно пленкой, наклеенной сверху. Наискосок через него тянулась длиннющая, но невзрачная царапина, рассекающая его пополам. Крови почти не было, так, пара засохших капель. Вдоль разреза плёнка скукожилась и норовила свернуться, а дальше, по всей поверхности топорщилась круглыми пузырями. На ощупь она была высохшей и жесткой, почти ломкой. Я потянул за краюшек, и пленка послушно отлепилась. Я брезгливо швырнул её на пол.

Сел на диване и некоторое время лишь восхищённо водил головой, стараясь рассмотреть каждую деталь своей комнаты, которую уже не мечтал увидеть в свете.

Подошёл Гейтс, заискивающе потерся о мою ногу и капризно мяукнул, требуя еды.

И я почувствовал немыслимое облегчение от того, что все мои бедовые приключения отныне закончилось раз и навсегда!

Эпилог



Прошёл почти год.