Ужасный рассказ (из жизни чертей и прапорщиков)   ::   Борянский Александр

Перед самым обрывом они сиганули через какой-то неизвестно откуда здесь взявшийся плетень и... исчезли. Было такое впечатление, что они упали с обрыва. Прапорщик перелез через плетень, подошел поближе и увидел, что внизу, метрах в трех, есть еще маленькая площадочка, на которую вполне могли спрыгнуть оба самовольщика. Однако их там не было. Зато было отверстие, довольно широкое, чтобы в него можно было залезть. "Наверное, это вход в катакомбы",- подумал прапорщик. Между прочим, прапорщик Афонькин ничего не боялся, так как по уставу бояться было не положено. Почти ничего не боялся. Если он чего и побаивался, то это только особиста майора Тарасева (очень нехорошего человека!) и рядового Майсурадзе, который обещал по дембелю прибить прапорщика Афонькина, а дембель у Майсурадзе примерно месяца через два. А в остальном прапорщик Афонькин был достаточно смелым прапорщиком. Морально устойчивым, политически грамотным, идеологически выдержанным прапорщиком, делу КПСС и Советской Родине преданным... И уж совершенно он не боялся рядовых Черткова и Совенко, прослуживших всего четыре месяца. Он прыгнул на площадку и заглянул в отверстие. Там было темно. Прапорщик Афонькин залез в отверстие и оказался в каком-то темном коридоре. Он не совсем понял, что произошло, но в какой-то момент ему показалось, что темнота сгустилась. Он оглянулся, желая поскорее увидеть свет, но света позади не было. Ноги сами понесли его вперед и внесли в сырое помещение. Прапорщик скорее почувствовал, чем услышал звук закрывающейся двери. Он рванулся к ней, собираясь что есть силы дернуть на себя. Тщетно. Никаких ручек на совершенно гладкой стене не было. Прапорщик прислушался. Где-то далеко капала вода. Неожиданно зажегся ослепительный свет. Афонькин сначала зажмурился, а потом протер глаза и осмотрелся. Первым, что он увидел, было орудие пытки с ласковым названием "испанский сапог". С его помощью во времена инквизиции выворачивали ноги. Чуть дальше виднелся инструмент для вырывания ногтей и вытягивания хрящей. В порядке возрастания были воткнуты в деревянную колоду иглы, которые предназначены для засовывания под ногти малоразговорчивым посетителям подобных заведений. Афонькин проглотил слюну и перевел взгляд на множество других приспособлений: сплетенные веревки, раскаленные угли и зловеще сияющая "гильотина универсальная". Прапорщик уже хотел закричать, но тут чьи-то холодные руки легли ему на плечи. - Не ори,- голос был на удивление спокойным. - Не ору,- ответил Афонькин и почувствовал, как множество мурашек забегало у него по телу. - Скажи лучше, что выбираешь,- голос стал более требовательным. - Ничего,- ответил прапорщик и попытался усилием воли задержать встававшие на макушке дыбом волосы. - Не выйдет,- голос был по-прежнему спокойным и требовательным.- Выбирай сам, иначе пожалеешь. - Это, - ткнул пальцем в безобидно висящие веревки страдалец. Холодные руки подтолкнули его вперед. - Не оборачивайся. Всовывай руки, а потом ноги. Прапорщик решил, что если сделает наоборот, то сможет обмануть судьбу, и начал всовывать ноги. - Не так! -Голос окрасился в гневный цвет.- Сказано тебе, дураку: сначала руки! - Виноват,- пролепетал Афонькин и лихорадочно начал высовывать ноги и всовывать руки, но тут он понял, в чем заключалась эта пытка. Его тело должны были вытягивать веревки, в которые он сам залез. Представив себе такую картину, прапорщик заплетающимся языком произнес: - Разрешите обратиться. - Разрешаю. - Можно, я другое выберу? Если разрешите... - Какое именно другое? - В голосе прозвучала нотка любопытства. - Вот это,- Афонькин дрожащей рукой показал на "испанский сапог". - Валяй! - весело прозвучало в ответ.