Невеста и Чудовище   ::   Васина Нина

— Что-то странное или необычное?

Я задумчиво снизу изучаю мощный волосатый подбородок дикого кабана.

— Трофейные головы животных на стене. Кабан и олень.

— Вот видишь! — обрадовался Байрон. — Уже два варианта.

— Не думаю. Нормальный мужик скорее назначит паролем место, где получил незабываемый кайф от такого убийства. Есть одна фотография. — Я сажусь к компьютеру. — Заставка на экране. Мне нужно… — Я задумываюсь. — Мне нужна кличка его собаки. Точно. Охотничья собака. Рыжий сеттер.

— Перезвоню через минуту.

— Он уже на связи, да? Твой заказчик?

— Не нервничай, — строго приказал Байрон и отключился.

Я сидела тихо, не двигаясь. Думала, как можно назвать такого великолепного ирландского сеттера. Мама против собак и кошек в доме. «Никто не смеет навязывать мне условия существования, — так, кажется, она выразилась, рассматривая серого котенка, которого я принесла в десять лет. — Никогда не буду использовать животных как игрушки или средство от одиночества и тебе не разрешу».

В кармане куртки завибрировал телефон.

— Клёпка, — сказал в трубку Байрон.

— Не может быть, — я с сомнением посмотрела на заставку. Такая шикарная сука должна иметь царское имя.

— Точно. Клёпка. Зарегистрирована. По паспорту — Клеопатра.

— Это другое дело, — сказала я и набрала девять букв.

Дальше все было просто: коды доступа — перекачка — подтверждение — выход из системы — ванная комната — форточка — лестница — туалет внизу — бар — текила.

— Текила? А сколько тебе лет, девочка? — это бармен.

— Пошел ты!

* * *



В машине меня стало тошнить. На Байрона, как всегда после дела, накатила эйфория.

— Мы никогда столько не отгребали. На что потратишь деньги?

— Не знаю. Открой форточку, — я задыхалась.

— Ты чего? — Он присмотрелся. — Чего такая бледная?

Я вышла на мокрый асфальт. В мире явно что-то изменилось.

— Байрон, сейчас у нас что? — спросила я, задрав голову вверх.

— Сейчас у нас ночь, пятница на исходе, двадцать три часа, сорок три минуты.

— А в природе?

— А в природе у нас октябрь. Залезай в машину, простудишься.

* * *



Час ночи. Если точно — ноль один час, ноль семь минут. Я стою у разложенного дивана. Мама запойно спит. На тумбочке — стакан с водой и пустая оболочка от какого-то порошка.

— Мам! Мамавера!

Она пошевелилась. Если это было снотворное, будить бесполезно. Я наклоняюсь и осторожно тащу к себе серый мешочек из-под ее подушки.

— Не трогай, — сонно приказывает она, не открывая глаз.

— Это что, мои волосы?

— Не трогай. Ты выбросила, а я подобрала. Что случилось? — она садится и смотрит на часы в телефоне рядом со стаканом. Потом закрывает глаза. — Как добралась?

— Байрон подвез.

— Есть хочешь?

— Нет. Мам, я…

— У тебя ломка?

— С ума сошла? Какая ломка?!

— Ты трезвая?

— Трезвая. Я лучше пойду. Спи дальше.

— Если ты трезвая и не в ломке, почему не спишь?

— Спросить хотела. Мой отец, он…

Мама тут же меня перебивает — реакция на кодовое слово «отец» — и с монотонностью магнитофонной записи выдает бесстрастно:

— Был разведчиком, погиб при исполнении, награжден посмертно. Тебе тогда было три года, ты ничего не помнишь.

— Это я уже слышала. Есть что-нибудь новенькое?

Она удивилась, открыла глаза и нащупала мою руку.

— В каком смысле — новенькое?

— Например… — я сажусь к ней на краешек дивана, — какое у него было задание и как он умер.

— С чего вдруг такой интерес? — прищурилась мама и провела рукой по остаткам волос на моей голове.

— Сегодня что-то изменилось в мире. Я подумала…

— Ты раньше никогда не интересовалась подробностями.

— Я была уверена, что это такая отмазка. Летчик, разведчик… В доме всего одна фотография подозрительного мужчины во фраке. Никаких семейных снимков, никаких документов о нем. А тут вдруг я подумала, что это может быть правдой.