В лесу прифронтовом   ::   Абрамов Сергей

– Хотя рана и не опасная, но парня в больницу надо, – сказал председатель. – И побыстрее. Кто за машиной пойдет?

– А зачем за ней ходить? – откликнулся Олег. – Мы ее рядом оставили. У реки.

– Что оставили? – удивленно спросил председатель.

– Легковушку. Мы ее у фашистов отбили.

Старков с любопытством посмотрел на него. Вообще теперь, когда состояние Димки уже не вызывало особых опасений, Старков мог спокойно размышлять о том новом, что открылось в его ребятах. И пожалуй, Олег «открылся» наиболее неожиданно…

– По-твоему, машина тебя так и ждет? – спросил Старков.

– Ждет, куда денется, – лениво протянул Олег.

Он тоже успокоился, увидев, что Димка жив, и теперь явно наслаждался своим преимуществом: он что-то знал, а Старков – нет. Более того: от его знания что-то зависело – очень важное. Но этим «что-то» была Димкина жизнь, и Олег, не ломаясь по обыкновению, объяснил:

– Я, когда за бинтами бегал, видел ее.

– У реки? – спросил Старков, и Олег понял смысл вопроса, кивнул согласно:

– Точно. Метрах в ста от зоны экранов. – Потом кивнул на Димку: – Несите его к дороге, а я машину пригоню.

Легковушка оказалась целехонькой, только верх ее во многих местах был прострелен. Председатель сунул палец в одно из отверстий пониже, спросил Олега:

– В рубашке родился, парень?

– Ага, – хохотнул тот, – в пуленепробиваемой. – И к Рафу: – Садись, плакса, на заднее сиденье – поможешь мне…

Он тронул машину и осторожно повел ее по дороге, стараясь объезжать кочки и рытвины. И, даже выехав из леса, не прибавил скорости: лишние четверть часа не играли для состояния Димки особой роли, а тряска по плохой дороге ощутимее на большой скорости.

– Лихой парень, – сказал председатель. – Такие в войну особо ценились. Так сказать, в первую очередь.

– И гибли тоже в первую очередь, – откликнулся Старков.

– Ну не скажи: этот умеет осторожничать. Смотри, как раненого повез – не шелохнул.

– Умеет, – подтвердил Старков.

Олег действительно умел. Умел рисковать – на самой грани, на тонком канате, когда спасает только чувство баланса. У Олега было оно – это чувство, и он отлично им пользовался. Как в цирке: канатоходец под куполом качнется в сторону, и публика ахнет, замирая от страха. И не знает дура публика, что все это – только умелый ход, хорошо рассчитанный на то, чтобы она ахнула, чтобы взорвалась аплодисментами – цените маэстро! Он рисковал, этот канатоходец, – еще бы! – но чувство баланса, умение быть осторожным на грани не подводит.

Почти не подводит.

– А куда фашисты подевались? – осторожно спросил председатель: он, видимо, считал, что ученый имеет право не отвечать на наивные для него вопросы.

Старков так не считал и охотно объяснил:

– Их время кончилось. Какой-то из экранов не выдержал, сгорел, временное поле исчезло, а вместе с ним – и гости из прошлого. Полагаю, что они сейчас находятся в этом же лесу, только в сорок втором году.

– Живые?

– А может, и мертвые, если нарвались на партизан.

– Так мы же и партизанили в этих лесах.

– Не одни мы. Возле этого села могли орудовать и другие.

– Значит, исчезли, – повторил задумчиво председатель. – Назад вернулись. А как же машина?

– Машина вышла из зоны действия поля, поэтому оно и не захватило ее.

Председатель все еще не понимал:

– А если бы они вышли, как ты говоришь, из этой зоны, то и они могли бы остаться?

– Могли бы, – кивнул Старков. – Только мы им помешали.

– Это верно, – согласился председатель. – Правда, по-твоему, по-ученому, я понимать не могу. В голове не укладывается.

Старков усмехнулся:

– У меня тоже не укладывалось.

А если честно, так и сейчас не укладывается.