В тот необычный день (сборник)   ::   Шайхов Ходжиакбар

Тешабай-ата, Кадыр-бахши и около десятка авторитетных людей кишлака, вошедших в состав жюри (Ислам-кари тоже был приглашен в их число), расположились полукругом на большом арабском ковре, разостланном на лужайке. Соревнование подходило к финишу: один из водителей-механиков хлопкоуборочного комбайна, Музаффар-полвон, на полном скаку врезался в небольшую группу всадников, далеко опередивших остальных и завладевших улаком, и, ухватив добычу, резко рванул тушу козла к себе, да так, что ни один из тех четверых, что сражались из-за добычи, не успел ему помешать. Пока противники опомнились, Музаффар, молниеносно зажав козла коленом, ринулся вперед. Но подскакавшие всадники окружили его, загораживая путь, и тогда, изо всех сил хлестнув коня плетью, он чудом прорвался сквозь живую ограду. Правда, чья-то плеть задела его, до крови ожгла подбородок, но разъяренный карабаир, пулей устремясь вперед, понес хозяина так, словно у него выросли крылья и он впрямь стал одним из сказочных коней, прозванных араванскими — небесными. Обогнав соперников, Музаффар бросил улак наземь, возле судей. Зрители встретили его, крича от восторга. Главный церемониймейстер поднял улак с земли и, зажимая его коленом, протянул победителю руку.

А парни уже вели приз — большого упитанного барана, который крутил головой и ошалело смотрел вокруг. Затем председатель вручил Музаффару конверт с деньгами и, еще раз поздравив его, сказал:

— Удачи вам, дорогой, и в труде, и в спорте!

Площадка вновь огласилась криками. Все хорошо знали Музаффара. Трудолюбивый, застенчивый, он всегда готов был помочь товарищу, близким. Полвоном — богатырем — прозвали его недаром; кто еще мог, с утра до вечера проработав на комбайне, проскакать за ночь туда и обратно около двухсот верст, чтобы проводить друга, а потом как ни в чем не бывало снова работать на поле да еще перевыполнять норму? Кто не раз одолевал самых сильных парней соседнего кишлака? И наконец, разве не за него согласилась выйти красавица Ойгуль, хотя родители, как известно, хотели выдать ее за городского парня, у которого был большой дом и хорошая должность.

Один из стариков, обращаясь к бахши, попросил:

— Не споете ли нам в честь полвона одну из своих песен, уважаемый Кадырбай?

Пожелание старшего — закон. Но и сам Кадыр-бахши смотрел на молодого победителя с отеческой лаской и нежностью, словно видел он перед собой собственную свою молодость — горячую, отважную, красивую… Он с улыбкой взял домбру, начал ее настраивать. Все сидящие поблизости с интересом смотрели на него.

— Спою вам отрывок из дастана «Алпамыш», — настроив инструмент, негромко объявил Кадыр-бахши и, немного подождав, сосредоточившись, с силой ударил по струнам своей домбры.

* * *



Космонавты тем временем медленно опустились на площадку позади зрителей. Тонкие фосфорические лучи быстро пробежали по рядам людей — туда и обратно, а затем устремились к Кадыр-бахши, словно спеша вслед за тем, что так сильно и горячо интересовало всех собравшихся.

Наездники, готовые ко второму заезду, медленно приблизились к певцу и стали неподалеку в ожидании. На некоторых лицах выражалась досада: разгоряченное самолюбие толкало их на дальнейшую борьбу, они тяжело дышали. Зрители поспешно пересаживались поближе.

Впрочем, это было напрасно: сильный, звучный голос Кадыр-бахши был слышен далеко, и казалось, что на возглас, которым он начал знаменитую песнь об Алпамыше — герое-богатыре узбекского народа, откликнулись и холмы вокруг, и горы, и само солнце: так всколыхнулись ряды слушателей. Сказание это, близкое и дорогое собравшимся, было хорошо знакомо людям вокруг.