Валентин Понтифекс   ::   Силверберг Роберт

И пока Валентин изо всех сил старался устоять, Фараатаа нанес ему второй такой же удар, и третий, и четвертый, и они били по нему все с той же сокрушительной силой. Но потом Валентин ощутил мощь водяного короля, на которой покоилась его собственная сила, перевел дыхание, восстановил равновесие и вновь ощутил свое могущество.

Он дотянулся до вождя мятежников.

Он вспомнил, как пережил подобное много лет назад в последний час войны за реставрацию, когда один вошел в зал судебных совещаний и застал там кипящего от ярости узурпатора Доминина Барьязида. И Валентин послал ему любовь, дружбу, сожаление по поводу происшедшего между ними. Он послал ему надежду на мирное улаживание всех разногласий, на прощение всех прегрешений, на безопасный выход из Замка. Барьязид ответил неповиновением, ненавистью, гневом, презрением, воинственностью, объявлением вечной войны. Валентин ничего не забыл. И теперь все повторяется снова: вновь перед ним отчаянный, исполненный ненависти враг, вновь яростное сопротивление, решительный отказ свернуть с пути, ведущего к смерти и разрушению; отвращение и омерзение, насмешка и презрение.

От Фараатаа он не ожидал большего, чем от Доминина Барьязида. Но он оставался Валентином и по‑прежнему верил в возможность торжества любви.

— Фараатаа?

— Ты — младенец Валентин.

— Предайся мне мирно. Оставь свою ненависть, если хочешь быть тем, кем ты объявил себя.

— Оставь меня, Валентин.

— Я иду к тебе.

— Нет‑нет‑нет‑нет.

На этот раз Валентин приготовился к вспышке отрицания, лавиной накатившейся на него. Он перехватил силу ненависти Фараатаа и убрал ее в сторону, предложив взамен любовь и доверие, и получил в ответ еще больше ненависти — непоколебимой, неизменной, упрямой.

— Ты не оставляешь мне выбора, Фараатаа.

Пожав плечами, Фараатаа двинулся к алтарю, к которому была привязана Данипьюр. Он замахнулся кинжалом из полированного дерева.

— Делиамбр, — окликнул Валентин. — Карабелла. Тиса на. Слит.

Они схватили его за руки, локти, плечи. Он почувствовал, как в него вливаются их силы. Но этого было недостаточно. Он воззвал к Леди Острова, к новой Леди, матери Хиссуне, взял ее силу; позаимствовал силы и у своей матери, бывшей Леди. Все равно, мало. Он мгновенно перенесся в другое место. — Тунигорн! Стасилейн! Помогите мне! — Они присоединились к нему. Он отыскал Залзана Кавола. Нашел Асенхарта. Добрался до Эрманара. Пришел к Лизамон. Мало. Недостаточно. Еще: Хиссуне! Приди и ты, Хиссуне. Дай мне твою силу. Дай мне твою отвагу.

— Я здесь, ваше величество.

Да‑да. Теперь можно. Он вновь вспомнил слова старухи Аксимаан Трейш: Вы спасете нас, сделав то, что считаете невозможным. Да. Теперь это возможно.

— Фараатаа!

От Валентина в сторону Пьюрифайна помчался сгусток мощи, подобный трубному гласу. В одно мгновение он преодолел все расстояния и достиг цели, которой не был сам Фараатаа, но, скорее, ненависть в душе Фараатаа, слепая, яростная, несгибаемая страсть к мести, разрушению, уничтожению. Валентин обнаружил ее и вырвал из души Фараатаа единым неодолимым порывом. Валентин вобрал в себя всю кипящую ярость метаморфа, лишил ее силы и отбросил. И Фараатаа стал пустым.

Еще мгновение его рука оставалась высоко поднятой над головой, мышцы сохраняли напряжение, кинжал был по‑прежнему нацелен в сердце Данипьюр. Но потом из Фараатаа исторгся безмолвный вопль, крик без звука, пустота, вакуум. Он стоял, застывший, неподвижный, но был уже пуст: ракушка, шелуха. Кинжал выпал из его безжизненных пальцев.

— Иди, — сказал Валентин. — Во имя Дивин, иди. Ступай!

Фараатаа упал и больше не двигался.

Наступила тишина. На мир опустилось пугающее спокойствие. Вы спасете нас, сказала Аксимаан Трейш, сделав то, что считаете невозможным. И он не колебался.