Никогда не знаешь, что ждать от женщины   ::   Чейз Джеймс Хэдли

Но вы, мистер Джексон, были настолько изворотливым, что избежали серьезных последствий. Но все же вы попали в поле зрения полиции. Она очень осложнила вам жизнь, аннулировав патент, и в конце концов довела вас до безработицы. По крайней мере так они думают. Вы еще пытаетесь работать частным детективом, но уже не имеете возможности дать объявления в газетах, ни даже повесить табличку с вашим именем на двери. Полиция не спускает с вас глаз и, узнай они, что вы все же занимаетесь своим делом, могла бы вас арестовать.

Я выкинул окурок и откинулся на спинку кресла. Этот бриллиант мозолил мне глаза. Он стоил пять грандов, если не больше. И не такие парни, как этот толстяк Герман, лишались пальцев из-за камешков, стоящих несравненно дешевле.

– С тех пор, как вы уведомили хозяев притонов и ваших друзей, что готовы заниматься любыми делами и не задавать лишних вопросов, в ваших услугах никто не нуждается и у вас давно в карманах нет ни гроша. Последние пять дней вы решаете, уехать ли вам отсюда или остаться. Вы решили уехать, мистер Джексон, не так ли?

– Валяйте дальше, – сказал я, устраиваясь поудобнее. Этот толстяк заинтересовал меня. Может быть, это и был проходимец, собравшийся поразить меня блеском бриллианта, но в сочетании с бутафорской шляпой… Его маленькие черные глазки сказали мне, что он умеет хорошо драться и не упустит шанса. Его выдавала форма рта. Посмотрите на край листа бумаги и вы получите представление о толщине его губ. Я вообразил его на бое быков. Должно быть, он испытывает неподдельное счастье, когда лошадь цепляют на рога. Я знаю эту породу людей. Лошадиные внутренности, вывернутые наружу, вот что доставляет ему наслаждение. Несмотря на свою тучность, он был дьявольски силен, и я понимал, что если его руки когда-нибудь сомкнутся на моей шее, кровь брызнет из ушей.

– Не унывайте, мистер Джексон, – сказал он. – У меня есть работа для вас.

Ночной воздух, проникающий сквозь открытое окно, освежал мое лицо. Ночная бабочка беспокойно кружилась вокруг лампы. Бриллиант продолжал отбрасывать блики. Мы наблюдали друг за другом. Наступило продолжительное молчание, достаточное для того, чтобы пройти по коридору туда и обратно.

– Какого рода работа? – наконец осторожно осведомился я.

– Достаточно опасная, но я думаю, вы согласитесь.

Я задумался. В конце концов, он знает меня достаточно хорошо. Пусть пеняет на себя.

– Почему вы выбрали именно меня?

Он прикоснулся к ниточке усов толстым пальцем.

– Потому что это работа определенного сорта.

– Ну-ну. Тогда объясните, – сказал я. – Я куплен.

Герман облегченно вздохнул. Он опасался, что со мной будут трудности, но ему следовало бы знать, что я не веду продолжительных разговоров с владельцами подобных бриллиантов.

– Позвольте рассказать вам историю, услышанную сегодня, – начал он. – А уж потом я введу вас в курс дела. – Он по-коровьи вздохнул и продолжал: – Я импресарио.

Было похоже, что он занимается подобным ремеслом. Никто другой не носил бы такую шляпу и пальто с каракулевым воротником в эту жару.

– Я представляю интересы нескольких больших звезд театрального мира и множества мелких. Среди этих мелких фигурирует одна молодая женщина, специализирующаяся на представлениях в частных домах. Ее зовут Веда Рукс. Ее номер состоит в том, что она медленно, вещь за вещью, раздевается перед гостями. На профессиональном языке это называется «листопад». Она добилась весьма большого успеха в своем деле, иначе я не стал бы вести с ней дела. Она настоящая актриса, – он посмотрел на меня поверх бриллианта, и я постарался показать согласие, но не уверен, что сделал это убедительно. – Прошлым вечером мадемуазель Рукс исполняла свой номер на ужине деловых людей в доме мистера Линдснея Бретта.