Великий актер Джонс   ::   Гор Геннадий

Только через минуту я спохватился и сообразил, что это был другой голос, не голос актера Джонса, а голос того, кто говорил со мной по телефону.

От волнения руки мои плохо повиновались. И когда я включил наконец запасную лампочку, я растерялся. В кресле вместо Джонса сидел совсем другой человек. Это был действительно Эдгар По. Превращение было не только психическое, но и физическое. Большие задумчивые глаза смотрели на меня. Лицо удлинилось. Фигура стала гибкой и стройной.

- Это вы, Джонс? - спросил я.

- Нет, - услышал я мечтательный и красивый голос. - На этот раз уже не Джонс, а Эдгар Аллан По.

- По? Эдгар Аллан По? Этого не может быть. Он усмехнулся и не стал убеждать. Он сидел напротив меня. Часы на моей руке подтверждали, что время не стояло на месте и секунды текли, превращаясь в минуты, обновляя всегда куда-то спешащее бытие. Он сидел с таким видом, словно у него не было никаких дел и забот ни в настоящем, ни в прошлом, ни в будущем, и он был освобожден от всех обязанностей, свойственных человеку.

Прошел час, а он все сидел. О чем он говорил со мной? Почти ни о чем. Сделал два или три каких-то незначительных замечания, относящихся к трезвой обыденности электрического света.

- Я предпочитаю колеблющийся свет свечей, - сказал он. - В вашем мире невозможен ни Рембрандт, ни Бетховен. Слишком все отчетливо... И я тоже здесь невозможен, здесь, в вашем мире, где нет теней.

- А в вашем? - спросил я.

Он оставил мой вопрос без ответа. После паузы, длившейся слишком долго, он прочел отрывок из своего стихотворения "Улялюм":

Разговор наш был грустный и серый,

Вялых мыслей шуршал хоровод,

Тусклых мыслей шуршал хоровод...

- Разве мы говорили? - спросил я. - О чем?

- Почти нет, - ответил он. - Все же между нами столетие, Дадлин.

- Но вы здесь, - сказал я. - Я могу дотронуться до вас рукой.

- Не нужно, - отстранил он мою руку.

- Надеюсь, вы все же не призрак?

- Я слишком толст и вульгарен для призрака. Не правда ли? - Сказав это, он достал носовой платок из кармана и провел им по лицу, словно стирая грим.

И в то же мгновение он снова превратился в Джойса, превратился при электрическом свете у меня на глазах, не погружаясь в сумрак. На вульгарном лице играла самодовольная улыбка.

- По-видимому, все-таки грим, - сказал я.

- А может, талант? - спросил он.

- Талант, талант. Все твердят это слово, и, в сущности, никто толком не знает, что это такое.

- Таланту нужны тени, сумрак, как Рембрандту. Ну, как я сыграл?

Я промолчал. Если это только не было шарлатанским трюком или обманом чувств, передо мной сидел гений.

Я проводил Джонса до дверей, с изумленным недоверием разглядывая его стереотипную вульгарную фигуру.

4

Самуил Гопс протянул мне свою короткую толстую руку и, доверительно приблизив лицо, спросил:

- Ну, как Джонс?

- Выдающийся актер, - сказал я.

- А по-моему, посредственность.

- Но он буквально на моих глазах превратился в По. Ни на сцене, ни на экране мне не доводилось видеть таких превращений,

- Вульгарен. И глуп, - сказал Гопс.

- Да, пока он был Джонсом, но когда он превратился в По...

- Превратился? Не он превратился, а я его превратил. Согласно вашей гипотезе...

- О гипотезе в другой раз. Сейчас меня занимает этот феномен. Кто этот Джонс?

- Точка, где пересеклись зигзагообразные линии. Согласно вашим подсчетам...

- Довольно, Гопс. Вы очень произвольно и неряшливо толкуете мою гипотезу. Кто Джонс, спрашиваю, кто он, сумевший...

- При чем его умение? Он точка, в которой пересеклись - Неужели вы не догадались, что в вашем кресле сидел настоящий По. Согласно вашим вычислениям...

- Довольно, Гопс, хватит меня дурачить. Я хочу посмотреть фильм, поставленный Ингремом. Ваши попытки подтвердить мои идеи... я, разумеется, их ценю. Но вы на ложном пути. Позвоните Ингрему.