Вилла на Энсе (Аромат резеды)   ::   Платов Леонид

Щеки обвисли, а под несоразмерно коротким подбородком появился дряблый кусок кожи, болтающийся из стороны в сторону.

Неизменными остались лишь волосы, которыми Фриц так гордился когда-то: золотистые, блестящие, в красивых кудряшках - шевелюра ангела. Белокурые юношеские волосы над старым, морщинистым, порочным лицом!

Стиснув зубы, Герт не отрывал взгляда от своего врага. Но Длинный Фриц смотрел поверх его головы.

- Как ваш пациент, господин доктор? - спросил он тонким голосом. И кто-то, стоявший у изголовья койки, торопливо доложил:

- Пока еще слаб, но чувствует себя лучше, господин профессор. Температура днем 37,2.

- А утром?

- 37,6.

Длинный Фриц зашуршал бумагой - наверное, поданным ему температурным листком.

- Очень хорошо! Вы знаете свое дело, доктор! - Судя по интонациям, он был доволен. - А теперь уходите! Подождете за дверью...

Топоча сапогами, эсэсовцы вышли гуськом из комнаты. Каннабих обошел койку и встал в ногах.

- Ганс! Мой Ганс! - ласково позвал он. - Ты узнал меня, Ганс?

Герт молчал.

- Я вижу по глазам, что узнал. Я рад... Помнишь: ты ударил меня, Ганс?.. А как ты ударил, помнишь? Ты ударил меня по одной щеке, потом по другой. Вот так!..

Он нагнулся над Гертом и занес руку, чтобы ударить его по лицу. Герт не отклонил головы, даже не зажмурился, - в упор, широко открытыми, ненавидящими глазами смотрел на Длинного Фрица.

Тот с тихим смешком опустил руку.

- Ты еще укусишь меня!.. Нет, я не стану бить тебя рукой. Зачем мне это? Я буду хлестать тебя своим лютеолом. Я выверну наизнанку твой мозг и растопчу его!.. Да, да, растопчу, вытру об него сапоги, мой Ганс!

По-видимому, то-то мелькнуло в глазах у Герта, быстрое, почти неуловимое, принятое его врагом за насмешку, - да это и было насмешкой.

- Прекратить смеяться! - крикнул Фриц, дернувшись, как от толчка. - Я отучу тебя смеяться! Я от многого отучу тебя! Ты не будешь бунтовать в вольере, вытаптывать цветы, ломать мои приборы!.. Ты должен бояться, и ты будешь бояться!

Железная койка, за спинку которой ухватился Каннабих, заходила ходуном.

- Я мог бы сразу убить тебя, - продолжал он спокойнее. - Но это было бы бесполезно. Мне важно узнать, почему ты не боялся...

Со своей старой шутовской ужимкой Длинный Фриц нагнулся почти вплотную к Герту и шепнул:

- А потом мне очень приятно, что ты в вольере, мой Ганс! Мне нравится испытывать на тебе лютеол!.. Поверишь ли, каждый день я благословляю бога и фюрера за то, что они швырнули тебя в мой вольер!..

Он вызвал доктора и надзирателей с черепом и скрещенными костями на рукаве.

- Поскорее поставьте его на ноги, - сказал он. - Когда вы сможете поставить его на ноги?

- Не раньше чем через неделю, господин профессор.

- Пусть так. Сегодня первое мая. Значит, седьмого мая?.. Возьмем для верности восьмое мая. Пока я буду работать с другими экземплярами, номер двадцать третий должен стать совершенно здоровым.

И, уходя, Каннабих бросил сопровождавшей его свите в белых халатах:

- Это очень ценный экземпляр! Мой лучший точильный камень!..

Герт остался один.

Странно! Сейчас он чувствовал себя значительно спокойнее и увереннее, чем несколько дней назад. Возможно, это было оттого, что столкнулся с противником лицом к лицу. Теперь Герт знал, кто его противник. Тягостная неопределенность кончилась.

Наци хотели заставить его бояться? Дудки! Черта с два!..

Он с облегчением закрыл глаза. Не видеть Каннабиха уже было для него отдыхом.

Первое мая, сказал Длинный Фриц?.. Долгонько ж провалялся он без сознания! Удивительно, что не отправился на тот свет. Доктор и впрямь знал свое дело.

Сегодня, стало быть, Первое мая?.. Великий пролетарский праздник, день трудящихся всего мира! Всегда встречал он этот день на людях, среди празднично настроенных товарищей по работе. Даже в Моабите и в австрийском концлагере товарищи были тут же, рядом.

Сейчас он остался один.

Один? Нет.